Чернышов Ю.Г. Пограничное пространство как барьер между утопическими и реальными образами стран и регионов

Данные об авторе. Чернышов Юрий Георгиевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории и международных отношений, директор Алтайской школы политических исследований. Научные интересы: актуальные проблемы мирового политического процесса; этнические стереотипы, имидж страны и региона; ранняя история социальных утопий.

Аннотация. В статье на ряде исторических примеров рассматриваются проблемы идеализированного или негативированного взаимного восприятия жителей разных стран и регионов в условиях труднопреодолимых границ. Утопия и аниутопия, как правило, отделяются от реальности границей, и распространению далеких от реальности образов «других» зачастую способствуют закрытость границ, ограничение информации и прямых контактов, а также односторонняя пропаганда в условиях монополизации СМИ.

Пограничное пространство как барьер между утопическими и реальными образами стран и регионов

Говоря о взаимном восприятии жителей приграничных регионов, всегда следует учитывать степень адекватности той информации, которой они располагают о «других», находящихся по ту сторону границы. Если между «нашими» и «другими» происходят регулярные взаимовыгодные трансграничные контакты и если между ними нет принципиальных экономических, политических и социокультурных противоречий, образ «других» обычно оказывается достаточно близким к реальности, без сильных перекосов в сторону идеализации или негативации. Иначе происходит, если граница служит труднопроходимым барьером, затрудняющим трансграничные контакты, а жителям регионов систематически внушается некий идеологизированно-утрированный образ «других». В таких случаях нередко актуализируются все ранее накопившиеся негативные стереотипы, и к ним добавляются новые. В XX веке появилось немало таких примеров, когда, например, даже жители одной страны, разделенные границей, под влиянием массированной пропаганды начинали считать друг друга злейшими врагами (ГДР и ФРГ, Северный и Южный Вьетнам, Китай и Тайвань, Северная Корея и Южная Корея и т.д.). Нечто подобное сейчас происходит на территории Украины в результате появления самопровозглашенных «народных республик». Однако, помимо модели «враждебного противостояния», это сочетание труднопреодолимых границ и идеологизированной информации может выливаться и в другую модель взаимодействия – «утопической идеализации». На том, как эта вторая модель проявлялась в истории, мы и хотели бы остановиться подробнее.

Важную роль в восприятии «других» всегда играют сложившиеся идентичности и то, как именно люди воспринимают образ жизни «других» и «наших». Пожалуй, первое глобальное «разделение идентичностей» произошло тогда, когда возникли древневосточные цивилизации в Египте, Месопотамии, Индии, в Китае. Эта полоса первых государственных объединений возникла там, где были наиболее благоприятные климатические условия, где за счет создания ирригационных систем в долинах великих рек (Нил, Евфрат, Инд, Хуанхэ и др.) появился прибавочный продукт, позволявший содержать армию, государственный аппарат, жрецов и др. Жители первых цивилизаций вполне осознавали свое отличие от обитавших за границами «варваров», и их отношение к ним чаще всего было потребительско-пренебрежительным. «Варварский» мир рассматривался как дикий и бескультурный, как источник поставки рабов и сырьевых ресурсов. Вместе с тем уже в древневосточной литературе встречаются первые случаи так называемой «идеализации варваров». Так, например, в египетской повести «Странствия Синухета» (XX в. до н.э.) автор, бывший вельможа, рассказывает, что в связи с дворцовым переворотом он вынужден был бежать из страны и много лет прожил среди бедуинов в палестинском регионе: «Это [была] земля прекрасная, именуемая Иаа. Смоквы были там и виноград, [а] вина было больше, чем воды. В изобилии мёд и много оливкового масла, фрукты всевозможные на деревьях её. Были там ячмень и полба, бесчисленные стада всякого скота» [1, с. 27 и сл.]. Описание этой страны как «райской» было дано автором уже после того, как он был прощен фараоном и вернулся в Египет.

Именно мотив «утраченного рая» и стал важнейшим во всей последующей традиции примитивистской идеализации «варварских» народов. Сторонники этой традиции исходили из представлений, что «райская» жизнь в единстве с природой («золотой век» во многих последующих интерпретациях) является единственно праведным и счастливым образом жизни, а «цивилизация», напротив, при всех ее достижениях, несет с собой множество пороков (войны, угнетение, роскошь, упадок нравов и т.д.) [2; 3; 4, с. 23-38]. В античности описания «жизни при Кроносе» или «Сатурнова царства» нередко дополнялись также идеализацией «островов блаженных» и жизни отдаленных «варварских» народов, сохранивших у себя устои «райской» жизни [5]. Характерно при этом то, что границы «идеализируемого» мира постоянно отодвигались по мере того, как греки и римляне осваивали пространство Ойкумены: народы и регионы, находившиеся вблизи границ, воспринимались, как правило, более реалистично. В результате граница между реальностью и утопией к началу нашей эры нередко помещалась уже на легендарных островах, лежащих в Атлантическом или в Индийском океанах (Канарские острова, остров Цейлон и др.). При этом идеализация других реально существовавших государств встречалась довольно редко: они чаще воспринимались как соперники, а не объекты для подражания (так, греки зачастую свысока смотрели на «азиатов» Востока, поскольку они жили в несвободе под властью деспотов). Гораздо чаще идеализировались порядки, существовавшие в каких-либо «своих» государствах в ушедшем прошлом (ликургова Спарта, Афины при Солоне, Рим времен Нумы Помпилия и т.п.). Здесь тоже присутствовал «барьер», только хронологический, а не пространственный.

Возникновение мировых религий принесло принципиально новую тенденцию в «разделение идентичностей». Если до возникновения христианства важнейшую роль играла этническая самоидентификация, то теперь на первый план нередко выходит конфессиональная. Провозглашается принцип равенства всех людей перед Богом: «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос», — говорится в послании Павла к колоссянам [6]. В эпохи поздней античности и средневековья, когда фактически устанавливается идеологическая монополия церкви, идеализация «иноверцев» рассматривалась как опасная ересь. Тем более это правило действовало в ареале распространения самой молодой мировой религии – ислама. Претензия на единственно верное понимание Божьих заповедей исключала преклонение перед «неверными» (эпоха Крестовых походов продемонстрировала это в полной мере), и утопические идеи были связаны преимущественно с эсхатологическими ожиданиями тысячелетнего «царства Божьего» [7, p. 23 ff.]. В Европе, впрочем, и в эпоху средневековья сохраняли популярность предания о сказочной стране изобилия (у разных народов эту страну называли Кокейн, Кокань, Кукканья, Шлараффия, Беловодье…) [8, p. 271-286]. И лишь начиная с эпохи Возрождения и Великих географических открытий начинается активное распространение рационалистических утопий, в которых различные социальные идеалы вновь нередко помещаются за границами известного мира – далеко за океаном или даже на Луне или еще дальше, на других планетах.

Классическая утопия Томаса Мора (первое издание – 1516 г.), как известно, описывала порядки, царящие на острове, расположенном в далекой части океана и названном по-латински «Несуществующее хорошее место» (Utopia – транскрипция с греческого, где слово ????? означает «место», а «u» может означать и «несуществующее», и «хорошее»). Именно остров как пространство, четко отделенное от всего остального «порочного» мира водной преградой, стал излюбленным объектом для построения различных социальных утопий, или по выражению Петера Слоттердайка, «моделью мира внутри самого мира» [9, с. 311]. Современные утопии и антиутопии тоже очень часто прибегают к этому образу: например, последний роман Олдоса Хаксли «Остров» (1962 г.), роман Джулиана Барнса «Англия, Англия» (1998 г.), фильм-антиутопия «Пляж» режиссера Дэнни Бойла (2000 г.), и даже фильм Павла Лунгина «Остров» (2006 г.), где затерянный на русском Севере остров становится символом монашеского очищения и покаяния.

Не менее популярен и появляющийся еще в «Откровении Иоанна Богослова» при описании Небесного Иерусалима образ «стены», отделяющей «утопический» мир от «реального»: это и роман «Мы» Евгения Замятина (1924 г.), и комедийно-фантастический фильм-антиутопия Юлиуша Махульского «Seksmisja» (1984 г.) и т.д. Во всякой «утопии места» граница или географическая удаленность, как справедливо отмечает Фернандо Аинса, являются необходимым условием автаркии: «Изолированность позволяет утопии избежать тлетворного влияния «другого» мира и исключает приграничные контакты — следствие территориальной близости. Этим обусловлены пространственные архетипы утопии: остров, далекие и предпочтительно недоступные территории (внутри лесной чащи, на вершине горы), Ханаан, земля обетованная. Во всех случаях изолированность должна гарантировать неприкосновенность предложенной модели и предотвратить зависимость от другого пространства или его воздействие» [10, с. 52].

Тем не менее, в XX веке в разделенных идеологическими границами «Западом» и «не-Западом» наблюдался не только всплеск враждебности, но и своеобразный феномен «взаимной идеализации». Вопреки тем шаблонам, которые навязывала пропаганда, люди нередко начинали идеализировать образ «других», наделяя их теми чертами, которых не хватало им в окружающей реальности. На Западе в увлеченных идеей социализма кругах нередко встречалось представление об СССР как государстве «всеобщей социальной справедливости», где нет угнетения, эксплуатации, морального упадка и коррупции. Напротив, в «социалистическом лагере», особенно в последние годы его существования, подспудно вызревали представления о Западе как о «свободном и богатом» мире, где нет тотального подавления общества государством, где люди могут реализовать все свои потребности и возможности. Как это ни парадоксально, такое «соревнование витрин», по мнению некоторых исследователей, за счет помощи «извне» иногда даже способствовало ускоренному развитию разделенных государств (в частности, ФРГ и ГДР) [11]. Падение «железного занавеса» стало во многом губительным для таких утопий: знакомство с реальной картиной «за границей» позволило многим понять, что, наряду с «плюсами», каждой системе присущи и характерные для нее «минусы». В этом смысле глобализация, стирающая границы, несет с собой, по мнению некоторых публицистов, «конец» классической утопии [12, с. 5].

В современном мире с доминирующим в нем принципом «мягкой силы» все большую роль начинает играть продвижение странами и регионами своего международного имиджа, в котором доминирующими становятся такие черты, как «успешность», «высокий уровень развития», «устойчивость», «авторитет», «готовность к взаимовыгодному сотрудничеству». Не только для стран, но и для отдельных регионов (особенно приграничных) это становится важным ресурсом для привлечения инвестиций, развития совместных проектов, обеспечения безопасности и т.д. Бывают и обратные ситуации: в условиях острых международных, межнациональных и межрегиональных конфликтов прием «негативации» образа «других» широко используется для дискредитации, причем этому зачастую способствуют именно закрытость границ, ограничение информации и прямых контактов, а также односторонняя пропаганда в условиях монополизации СМИ. В этом случае построение антиутопических образов «других» может оказывать заметное влияние на массовое сознание. Что же касается элементов «идеализации» при продвижении имиджа для развития сотрудничества, то в условиях открытости границ и доступности интернет-коммуникаций, делающих всех «соседями», это уже, как правило, не приводит к тотальному увлечению локализованными за границей утопическими образами.

Литература

1. Странствия Синухета. Пер. О.В. Томашевич // История Древнего Востока: Тексты и документы / Под редакцией В.И. Кузищина. М., 2002. С. 25-33.
2. Gatz B. Weltalter, goldene Zeit und sinnverwandte Vorstellungen (Spudasmata, 16). Hildesheim, 1967.
3. Evans R. Utopia antiqua: Readings of the Golden Age and Decline at Roma. L.-N.Y., 2008.
4. Чернышов Ю. Древний Рим: мечта о золотом веке. М., 2013.
5. Lovejoy A.O., Boas G. Primitivism and Related Ideas in Antiquity. Baltimore, 1935.
6. Послание к Колоссянам святого апостола Павла, гл. 3,8 // Новый Завет (любое издание).
7. Cohn N. The Pursuit of the Millenium. Revolutionary Millenarians and Mystical Anarchists of the Middle Ages. L., 1978.
8. Le Goff J. L’utopie medievale: le pays de Cocagne // Revue europeene des sciences sociales. T. 27. № 85. 1989.
9. Слотердайк П. Сферы: Т. III. Плюральная сферология. Пена. СПб., 2010.
10. Аинса Ф. Реконструкция утопии // Библиотека Гумер. Политология. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/ainsa/01.php
11. Крылов К. «Земля наша велика и обильна». Часть 2. Разделённые государства и их судьба // Агентство политических новостей, 2011-06-25. URL: http://www.apn.ru/publications/article24385.htm
12. Капустин М.П. Конец Утопии? Прошлое и будущее социализма. М., 1990.