СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ И МИР: АЛЬТЕРНАТИВЫ РАЗВИТИЯ
(МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИМИДЖ РОССИИ В XXI ВЕКЕ)

Ситуация, когда меняемся мы и мир вокруг нас, вполне естественна. Это же относится и к государствам, чей статус и роль меняются в международных отношениях по целому ряду причин. Россия относится или её относят к категории стран, которые, меняясь сами, меняли и многое в мировой политике. Реальные и/или приписываемые цивилизационные особенности страны часто приводили к тому, что её внутренние изменения вызывали опасения в мире. Часто они могли быть оправданными в глазах других, поскольку её соседями Россия всегда воспринималась как мощная, но не предсказуемая держава. Правда, и у России всегда были реальные или преувеличенные основания для недоверия не просто к конкретным соседям, но к понятию «заграница» в целом, что породило исторический комплекс неполноценности и этнопсихологическую зависимость от внешних оценок. Это взаимное недоверие и недопонимание сформировало специфический понятийный аппарат и риторику, в которую легко вошло понятие «имидж страны».

Не удивительно, что для описания места и роли России в мировой политике непропорционально большое значение приобрели не юридические, политические или иные относительно конкретные и постоянные категории, а вербальные, виртуальные или, в лучшем случае, идеологические понятия, штампы, мифы и предрассудки. Классические элементы такого вербального инструментария: Россия — это загадка, покрытая тайной, страна с непредсказуемым прошлым. Часто уровень понимания внешне эксклюзивной русской проблематики не шел дальше перевода анализа в сферу штампов о загадочной русской душе, византийском наследии, крестьянской общинности и историческом выпадении из сферы западно-христианской европейской традиции. Иными словами, постоянная функция России как стабилизирующего элемента на границе Запада и Востока при отсутствии собственной исторической стабильности, привела к тому, что для неё стали играть важную роль не только проблемы внутренней экономической, социальной и политической осязаемости, но и моральные, психологические факторы. Что важно, для России важна и проблематична не только внутренняя самоидентификация, но и внешняя оценка, каковой и является отмеченная выше категория «имидж страны».

В контексте поставленной проблемы автор ограничивает понимание категории «имидж страны» констатацией отличия её от самоидентификации и определяет как меняющееся и формируемое внешними акторами мировой политики представление о стране на основе реальных и/или приписываемых показателей с целью упрощенного восприятия её общественным мнением своей страны или частью мирового сообщества в интересах общего курса национальной политики или конкретных акций. Естественно, этим не ограничивается данное понятие, и оно вовсе не обязательно связано с навязыванием именно отрицательного представления о стране. Но в данной статье рассматривается именно этот аспект – феномен системного реваншизма, формирующий по преимуществу отрицательный имидж России с помощью предъявления претензий и обвинений в её адрес с позиции социальной, этнической, религиозной, политической, исторической ревизии прошлого и настоящего страны, народа и характера их отношений и взаимосвязей с остальным миром.

Сегодня реваншизм является эффективным инструментарием в руках различных официальных и не официальных структур на постсоветском и постсоциалистическом пространстве, включая и саму Россию.

Термин «реванш» в политике может нести на себе разную смысловую нагрузку. Отрицательная или положительная окраска во многом зависят от умения воздействовать на общественное мнение. После Второй мировой войны термин «реваншизм» в большей степени относился к действиям проигравших её стран. Поскольку в общественном сознании мирового сообщества этот проигрыш был заслуженным, то реваншисты представлялись как маргинальные силы «вечно вчерашних», предъявлявшие не вполне справедливые, а подчас и не вполне легитимные претензии на изменение существующих условий или правил победителей.

Реваншизм в политике — это не просто изменение статус-кво, возврат к прежней ситуации или восстановление справедливости. Это всегда политика, поведение проигравшей стороны по отношению к бывшему победителю в изменившихся обстоятельствах. Соответственно, подобные действия квалифицируются как реваншистские не самим проводником её, а тем, против кого она направлена. Таким образом, грань между реваншизмом как восстановлением утерянных прав и преимуществ, проигравших в любом конфликте и компенсациями невинным жертвам, очень тонкая.

Любое восстановление справедливости, растянутое во времени, чревато формированием новых очагов напряженности. Развал Ялтинской системы международных отношений и последующий демонтаж национальных моделей социалистической системы совпал с актуализацией гуманитарных проблем, порожденных Второй мировой войной, таких, как Холокост, реституция собственности, проблема перемещенных культурных и иных ценностей, компенсации пострадавшим гражданским лицам, военнопленным. Естественно, это обострило интерес к аналогичным проблемам прошлого и настоящего. Крах идеологической биполярности снимает прежние ограничения в предъявлении претензий к членам своего идеологического блока. Более того, формируются совершенно новые, фрагментарные социальные, этнические, религиозные, региональные и иные группы, требующие реванша и «отложенной компенсации», тем более, что аналоги уже имелись, и среди них наиболее впечатляющий пример – ситуация с возросшей ролью темы Холокоста в мировой политике.

В целом, реваншизм превратился в своеобразный феномен начала XXI века и сменил характерную для ХХ века векторность мировой и национально-государственной политики «с права на лево». Это своеобразная «Холодная война» многополярного в не силовом понимании постбиполярного мира. Действительно, обретение независимости от прежней социалистической системы или советской России позволило потребовать реанимации прежней истории, социальной справедливости и этнических, религиозных и иных прав. Эти претензии направляются к Турции за геноцид армян, французскими крестьянами за террор французской революции, потомками рабов к детям рабовладельцев и т.д. Иногда такой инструментарий реванша носит ограниченный характер, иногда требовательный. Важно то, что подобный реваншизм фактически стал приметой Постъялтинской системы международных отношений и прочно вошел в практику мировой политики рубежа веков. Этому способствует ряд особенностей формирующейся Постъялтинской системы: изменение характера силового фактора, а именно, сложности конвертировать во взаимоотношениях с взаимозависимыми государствами военную силу, даже ядерный потенциал бывших сверхдержав, повышение роли негосударственных сетевых акторов мировой политики, усиление роли информационных технологий и т.д.

В силу исторических обстоятельств и иных причин, связанных с особенностями формирования Постялтинской системы международных отношений (запоздалое выявление победителей в Холодной войне, самоидентификация Новых независимых государств, роль России в мировой энергетике, т.д.), основное острие реваншизма как инструментария в формировании негативного имиджа страны направлено, прежде всего, против России.

При этом необходимо учитывать специфику демонтажа Ялтинской системы и формирование Постъялтинской. Россия оказалась в окружении санитарного коридора государств, которые могут искать свое место в новой системе с помощью демонстративного дистанцирования от России. В этой ситуации исторический, этнический и любой реваншизм может способствовать внутренней консолидации и внешней ориентации на евроатлантические структуры. Эта своеобразная Неоверсальская подсистема международных отношений опирается на ренессанс национальных суверенитетов постсоциалистических и постсоветских государств, стоящих перед необходимостью его потерять за манящей дверью НАТО и ЕС. Типичный пример – попытка Польши использовать инструментарий реваншизма одновременно на российском и германском направлениях.

В силу исторических обстоятельств именно с группой стран Восточной, Центральной Европы и Закавказья и Средней Азии Россия была и остается крепко связанной в качестве своеобразной функциональной метрополии, что неизбежно приводит к обвинениям в экспансионизме и имперских амбициях. В этих условиях инструментарий системного реваншизма будет работать на формирование именно негативного имиджа России вне зависимости от справедливости или надуманности претензий к ней.

В то же время, в сфере взаимоотношений со странами категории Постъялты, реваншизм формируется у определенных политических сил России в отношении США и ЕС, что способствует формированию негативного имиджа на «западном» направлении.

У России есть не совсем удачный опыт защиты своего имиджа на мировой арене. Вспомним знаменитую полемику Иоанна Грозного с «диссидентом» Курбским, заботу Екатерины Великой о своем имидже в период подавления пугачёвского восстания, методы советской пропаганды и т.д. Естественно, история взаимоотношений, социальные эксперименты ХХ века, атеизация СССР, навязывание советской модели в рамках своей сферы влияния создали объективную основу для использования в конъюнктурных целях инструмента реваншизма. Но излишне эмоциональная реакция и политизация гуманитарных составляющих мировой политики могут привести к ухудшению имиджа России, поскольку это может быть конкретной целью государств, которые в меньшей степени являются идеологическими противниками, но в большей степени конкурентами. А категория «имидж страны» — это инструментарий скорей торговли, нежели идеологии.

Целью данной работы является попытка анализа влияния системного реваншизма на формирование негативного имиджа России в современной мировой политике. Россия после распада Ялтинской системы международных отношений одновременно находится в формирующейся Постъялтинской системе международных отношений, и Неоверсальской подсистеме. В Постъялтинской, глобальной системе России навязывают образ «младшего» партнера, принятого в «восьмерку» с незакрытым обратным билетом. В своеобразном санитарном коридоре, созданном из постсоветских и постсоциалистических государств, создающих Неоверсальскую подсистему международных отношений, формируется отрицательный имидж России и русских с использованием инструментария системного реваншизма. Он предполагает виртуальную реанимацию «до имперских» (русских и советских) социальных, экономических, религиозных, этнических, территориальных и иных позиций.

Шпагин Сергей Алексеевич, старший преподаватель кафедры новой и новейшей истории исторического факультета Южного федерального университета, г. Ростов-на-Дону