АШПИ 
Данные об авторе. Аршинцева Ольга Алексеевна, к.и.н., профессор кафедры всеобщей истории и международных отношений Алтайского госуниверситета. Сфера интересов – современные международные отношения и мировая политика.
Аннотация. В статье рассматриваются концептуальные основы официальных и экспертных подходов к проблемам противоборства и безопасности в информационной сфере через призму интересов и ресурсных возможностей США. Предпринятая попытка сопоставления позволяет выявить новые тенденции в современной международной практике взаимодействия в информационном пространстве и внести уточнения в определение понятий и категорий новой предметной области международного анализа.
Особенности взаимодействия в информационной сфере: обзор американских подходов
В понятийном словаре современного международного анализа есть термины, значение которых не вызывает сколь-нибудь серьезных разночтений. Наиболее универсальные понятия, с помощью которых исследователи описывают давно сложившиеся формы международных отношений, используются в конфликтологии, если ее рассматривать как самостоятельную предметную область. Ее основной словарь, объединенный логикой понимания конфликтов как основной угрозы безопасности, включает следующие термины: противоборство, война, операции, оружие, безопасность, сдерживание, ресурсы, потенциал, стратегия, пространство, экспансия, угрозы.
Ситуация кардинальным образом меняется, когда мы переходим в новую предметную область и прибавляем к указанным терминам определение «информационный». Это простое действо сразу влечет за собой дискуссии по поводу смысла, содержания и степени корректности определения возникших новых понятий. За примерами нет нужды далеко ходить: появившиеся в ходе данной интернет-конференции статьи уважаемых специалистов наглядно это подтверждают. Масштабы и накал дискуссий объясняются несколькими, довольно разнородными, причинами. Одна из них, на наш взгляд, очевидна: новая сфера современной мировой практики – взаимодействия в информационной сфере – как некий новый объект диктует необходимость «самоопределения» соответствующей проблематики в качестве самостоятельной предметной области. Сложившаяся ситуация выводит дискуссию далеко за пределы терминологических споров. Как только мы начинаем оперировать понятиями «информационная война, «информационная безопасность» и т.д., то правомерно возникает проблема контекста, а точнее, различий между его военно-стратегическим, политическим, идеологическим, культурным, психологическим и другими определениями.
Не претендуя на сколько-нибудь полное сопоставление этих подходов, отметим, что на фоне продолжительных дискуссий по поводу информационного общества, раньше других сорганизовались представители военно-стратегической сферы. Показателен в этом отношении американский опыт стратегических (доктринальных) разработок 1990–2000-х гг., поводом для которых стал опыт первой иракской кампании начала 90-х гг. Претерпев на протяжении двух последних десятилетий заметную эволюцию, – под воздействием комплекса разнородных факторов – эти разработки к настоящему времени более или менее органично включены в комплексную стратегию кибербезопасности.
Для понимания ее основных положений важно подчеркнуть особый смысл, который вкладывают разработчики военных доктрин в определение информационных войн, противоборства, сдерживания и информационного оружия. С точки зрения американских военных специалистов, в современной практике возможны информационные войны двух типов (поколений). Первые характеризуются использованием информационного оружия (ресурса) в рамках традиционного стратегического противоборства наряду с другими компонентами. Информационные войны второго поколения представляют собой новый тип противоборства в условиях информационной революции, результатом и содержанием которой является формирование информационного пространства, качественно отличного от традиционных видов пространства и сфер стратегического противоборства. По мнению М. Либицки, крупнейшего специалиста в указанной области (профессора Университета национальной обороны), суть стратегии информационного противоборства – в сдерживании противника, которое достигается путем воздействия на все его позиции, которые являются решающими для сохранения или достижения информационного превосходства. К таковым могут быть отнесены практически все основные элементы современной информационной инфраструктуры [1].
Таким образом, логика военно-стратегического подхода к информационному противоборству по необходимости требует более универсального определения информационного пространства, и в качестве важнейшего параметра международной среды, и в связи с информационной составляющей национальной и международной безопасности. Действия нынешней администрации США осуществляются в русле провозглашенного Б. Обамой еще в 2009 г. определения кибербезопасности в качестве высшего приоритета национальной безопасности страны в ХХI столетии. Все последующие разработки в этой области подчеркивают, что в целях безопасности необходимо в первую очередь обеспечить жизнедеятельность национальной информационной инфраструктуры, защитить все сегменты национального информационного пространства от проникновения, от всех вероятных киберугроз. В «Инициативе всеобъемлющей национальной кибербезопасности», с которой в 2010 г. выступил Совет национальной безопасности, основные действия в этой сфере были сгруппированы по двенадцати направлениям, что потребовало бы расходов на сумму от 40 до 100 млрд. долл.
Главная идея, которая объединяет все конкретные проекты и официальную позицию американского руководства, состоит в том, что информация и национальная информационная инфраструктура расценивается в качестве самостоятельного, если не ведущего, стратегического ресурса. Однако, для его эффективного использования необходимы совместные международные усилия, поскольку при современном состоянии киберпространства возможности государства как института вообще и отдельно взятых государств, даже таких информационно продвинутых, как США, в смысле управления и контроля над ним ограничены. Поскольку государство оказывается более уязвимым перед лицом современных и разнообразных киберугроз (в отличие от традиционных), то необходимо межгосударственное взаимодействие. В результате официального признания этого факта появилась предложенная Б. Обамой в 2011 г. «Международная стратегия для киберпространства». Собственно, для этой позиции характерна попытка соединить коллективные усилия по обеспечению безопасности глобального киберпространства с перспективой сохранения глобального информационного превосходства США, а сама проблема приобретает не столько военно-стратегическое, сколько более масштабное политическое измерение [2, с. 43–44].
Еще более примечательно выглядит официальная концепция информационной безопасности в сопоставлении с точкой зрения современного гуру в области международного анализа Дж. Ная. Ядро наевской концепции на протяжении двух последних десятилетий остается практически неизменным – это проблема ресурсного потенциала в международных отношениях и внешней политике государств – через призму американских интересов и возможностей. Поэтому нынешнее и будущее состояние информационных ресурсов США не могло остаться незамеченным со стороны автора концепции и самого термина «мягкой силы», ставшего в последние годы столь популярным, что он широко используется и в официальной риторике, и в публицистике, и даже теми, кто не вполне понимает его изначальный авторский смысл. Что происходит сейчас и будет происходить с ресурсным потенциалом международного влияния в условиях глобализации и информационной революции? «Хотите получить блестящий и оригинальный анализ кибермогущества, читайте 5 главу книги Ная «Будущее силы», – советует еще один известный американский исследователь Р. Кеохейн в рецензии на одну из последних его работ [3].
Против этой оценки трудно возразить, поскольку в этой книге и ряде статей Най попытался осмыслить роль информации в комплексной характеристике ресурсного потенциала государства с учетом новых внутренних и международных тенденций. В складывающемся информационном мире, учитывая особый характер киберпространства, при котором участники глобального информационного обмена получили практически неограниченные возможности анализировать, использовать и создавать новую информацию, новые угрозы для государства скорее связаны с распространением силы, а не с ее перемещением из одного центра к другому. Эту тенденцию можно определить как формирование качественно новой полицентричности. Нынешнее доминирование США основано на преобладающем ресурсном потенциале «жесткой силы» (экономическом и военно-стратегическом) и более значительных, чем у других стран, культурных и образовательных ресурсах «мягкой силы». Рассматривая информационный ресурс как элемент «мягкого могущества», – сходство его с другими в ориентации на человеческий капитал – Най подчеркивает и принципиальное его отличие от них. Именно в информационной сфере возможности государств и негосударственных акторов все более уравниваются: первые все более ограничиваются, вторые – возрастают.
Естественно, Най не сомневается, должны ли США в этих условиях стремиться к сохранению лидерства. Вопрос заключается в том, как обеспечить эффективное наращивание технологического и интеллектуального ресурсов в информационной сфере? Выход, с точки зрения Ная, в объединении усилий государства, общества и бизнеса, используя имеющийся уникальный опыт государственно-частного партнерства [4]. Изложенная точка зрения вновь подтверждает репутацию Дж. Ная в качестве идеолога внешнеполитической стратегии демократов и может служить примером взвешенного сочетания неолиберальных и реалистских подходов к анализу глобальных тенденций.
Косвенную, но примечательную оппозицию идее поддержания информационного лидерства США (и Запада), которую отстаивают узко профильные разработчики стратегий информационной безопасности, можно усмотреть в точке зрения известного философа Ф. Фукуямы. Феномен интереса к его концепциям, часто парадоксальным, кроется в том неоспоримом влиянии, которое оказывают его работы на состояние интеллектуальной среды, в которой, собственно, и происходит смена парадигм общественно-политического сознания. По его мнению, первенство Запада (США) в сфере информационных технологий подрывает традиционные основы социальной стабильности, т.к. в силу особенностей современной технологической революции чрезвычайно возрастает неравенство в доступе к ее результатам между экономически господствующей элитой и большинством среднего класса [5]. Таким образом, наращивая информационные ресурсы, в том числе, и для сдерживания потенциального противника в информационном противоборстве, Запад столкнется с критическими для себя последствиями этого процесса.
В заключении отметим, что за пределами предложенного обзора остались конкретные официальные разработки и многочисленные работы американских авторов, опубликованные по теме в последние годы. Однако представленная картина, на наш взгляд, дает основания для сопоставления с другими вариантами национальных стратегий, включая российскую версию, имеющимися экспертными оценками, что, в свою очередь, должно способствовать выработке универсального инструментария для анализа информационной сферы мировой политики.
Литература
1. Libicki M. Cyberdeterrence and Cyberwar. URL: http://ebookstore.sony.com/ebook/martin-c-libicki/cyberdeterrence-and-cyberwar/_/R-400000000000000185
2. Корсаков Г.Б. Роль информационного оружия в военно-политической стратегии США // США и Канада. Экономика – политика – культура. 2012. № 1. С. 39–60.
3. URL: http://belfercentre.ksg.harvard.edu/publicator(20690/Josef_s_nyes_the_future_of_power.htlm
4. Nye J. The Future of American Power: Dominance and Decline in Perspective. URL: http://www.foreignaffaires.com/issues/2010/89/6
5. Фукуяма Ф. Будущее истории /Пер. с англ. //Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 1. Январь–февраль. С.8–21.