Коровникова Н.А. Политика памяти в (пост)пандемическом контексте

Korovnikova N.A. Politics of Memory in (Post)pandemic Context

Сведения об авторе. Коровникова Наталья Александровна, к.п.н., старший научный сотрудник ИНИОН РАН, г. Москва. Круг научных интересов: экономическая история, история экономической мысли, экономика культуры; идеологии в современной политике; роль «идеальных» факторов в социально-экономических процессах; идентичность; социальная психология; патриотизм: патриотическое воспитание как основа ментальной безопасности; лидерство: современные инструменты диагностики, развития и коррекции лидерских качеств, моделей и стилей; информационное обеспечение управленческой деятельности.

Аннотация. В условиях глобальной коронавирусной пандемии исторические примеры борьбы с подобного рода проблемами (например, «испанка» начала ХХ века) стали важными образцами восстановления темпов мирового развития, конкурентоспособности, технологизации, модернизации и цифровизации всех сфер жизнедеятельности глобального социума. Тотальный характер форсмажорных событий последних месяцев объясняет не только материально-технические, но и духовно-культурные, ментально-аксиологические трансформации общественного мышления, в первую очередь, в сфере поиска адаптированных когнитивных моделей, новых духовных ориентиров и поведенческих реакций на происходящие события с опорой на исторические паттерны, аккумулируемые исторической памятью, которая представляет собой целостную систему представлений о прошлом населения нашей планеты, для которой характерна не только рациональная, но в значительной мере эмоциональная оценка опыта человечества, его адаптации и применения в качестве социально-экономического и ментального механизма восстановления человеческого сообщества в «пост»пандемический период.
Ключевые слова: политика памяти, историческая память, исторические модели, исторические образцы, пандемия.

Summary. In the context of the global coronavirus pandemic, historical examples of the struggle against such problems (for example, «La Pesadilla») at the beginning of the 20-th century) have become important forms for restoring the world development, competitiveness, technologicalization, modernization and digitalization of all spheres of the global society. The total nature of the force majeure events of recent months explains not only material, but also spiritual, cultural, mental and axiological transformations of social thinking, primarily in the field of searching for adapted cognitive models, new spiritual guidelines and behavioral reactions to current events based on historical samples accumulated by historical memory, which is an integral system of ideas about the past of our planet, which is characterized not only by a rational, but largely by emotional assessment of the past experience and of its using as socio-economic and mental recovery mechanisms in the (post)pandemic period.
Key words: politics of memory, historical memory, historical models, historical patterns, pandemic.

Политика памяти в (пост)пандемическом контексте

В условиях современного глобального вызова коронавирусной инфекции* значительная часть населения столкнулась с кризисом не только материально-экономического характера, но и ментального, когнитивного аксиолого-телеологического, в первую очередь, «в сфере когнитивных процессов, к которым обычно относят память, внимание, восприятие, понимание, мышление, процессы принятия решений» [1, с. 133]. Поиск новой функциональной системы координат жизнедеятельности социума и ее духовных основ привел к актуализации и популяризации в рамках общественного и элитарного дискурсов тематики исторической памяти, политики памяти и исторических паттернов, совокупность которых представляет собой устойчивую систему представлений о прошлом в общественном сознании, которая содержит не столько рациональную, сколько эмоциональную оценку прошлого. Другими словами, актуализация, визуализация и коммеморация исторических образцов [2, с. 133–134] и примеров борьбы с вызовами, подобными сегодняшней пандемии** стали восприниматься в качестве целенаправленной стратегической парадигмы выхода из сложившегося кризиса.
Столкновение с новыми глобальными вызовами предполагает, с одной стороны, постоянную адаптацию и готовность большинства населения планеты к динамично изменяющейся среде в результате негативных пандемических последствий путем своевременного освоения и применения не только новейших знаний и разработок, но и освоения исторического опыта, знаний, традиций, образцов мышления и поведения, накопленных за всю историю эволюции человечества, которые позволят сформировать интеллектуальный фундамент будущего социума. В этой связи сохранение, аккомодация и регенерация базовых элементов исторической памяти представляются важнейшими целями междисциплинарных исследований в эпоху (пост)пандемии и ее последствий, в их числе применение различных механизмов и инструментов исторической политики***, а именно реструктуризация прошлого, восстановление «исторической справедливости», реновация образов прошлого и способов их репрезентации [3, с. 50].
Эффективное функционирование человеческого социума в «постпандемическом» будущем представляется возможными только при условии соблюдения и выполнения основополагающих функций исторической памяти, в том числе: осознание особости и общности в рамках человеческого сообщества; доминирование и согласование макроидентификационных форм (макрогосударственной, международной, макрорегиональной, глобальной); детерминация общих жизненноважных приоритетов и целей на всех уровнях социума (микроличностном, мезогрупповом, макрогосударственном); обеспечение исторической культурно-аксиологической преемственности [4]; объективное исследование исторических материалов, их грамотное использование; предотвращение искусственного конструирования основ политики памяти и их воспроизводства в образовательных организациях; повышение качества исторического образования и профессионального информирования [3, с. 50].
Очевидно, что память и история взаимодополняющие понятия, поскольку «память это не просто отражение «прошлого», но сложный процесс, происходящий в настоящем» [5, с. 293]. В современном академическом дискурсе память рассматривается как сложный инструмент социальной связи, в значительной степени результат интеллектуальной истории, главным объектом которой стала «политика памяти», часто трактуемая как совокупность «стереотипов мышления, воздействующих из прошлого на настоящее» [5, с. 296]. В научной среде выделяют несколько этапов восприятия и трактовки понятий память и история (исторических моделей), которые в схематичном виде могут быть представлены следующим образом: средневековье — история подчинена памяти; XIX в. — история становится самостоятельной научной дисциплиной; XX в. — становление и развитие историографии, в рамках которой память была включена в качестве объекта исторических исследований и «обновила подходы к прошлому» [5, с. 293]; XXI в. — поиск новых способов исторических исследований, которые позволят преодолеть искажения прошлого и выработать на его примерах «овладение будущим» [5, с. 298], при условии контроля следующих неизбежных процессов: 1) постепенное замещение «природного мира совокупностью созданных человеком реальностей» с помощью инструментов визуализации и виртуализации; 2) «избыточность визуальности»; 3) обособленность от традиционных паттернов исторической памяти; 4) коммерциализация исторической памяти; 5) социальная коммуникация в форме диффузии визуальных образцов в виртуальном пространстве [6, с. 36-37].
Помимо «пандемических» социально-экономических негативных эффектов повсеместная цифровизация мирового пространства также несет в себе риски для дальнейшей глобальной эволюции и предполагает деструктивное воздействие на поколенческую трансляцию исторической памяти, которые могут выражаться в:
— распространении не только физиологических, но и ментальных вирусов (психоэмоциональные девиантные состояния индивидуального и массового сознания), исследование которых реализуется в рамках нового научного направления — «ментальная эпидемиология», с целью обеспечения «адаптивной защиты общественного ментального здоровья» [7, с. 85];
— обострении и массовизации ранее неизученных ментальных расстройств, например: «синдром рассеянного внимания» [1, с. 134]; «синдром ментального иммунодефицита»; «синдром экзистенциальной безысходности»; «деструктивный социогенез, психогенез, анимогенез» (деформация и деградация общественного сознания) [7, с. 89–90];
— культурной гипертекстуальности, «нелинейной, ассоциативной» генерации мыслей в контексте повсеместной виртуализации («кнопочная культура», «киберязык» и т.д.) [1, с. 134–136, 140];
— появлении деструктивных субкультур (например, группа NEET, коммуницирующая исключительно в виртуальном пространстве, неспособная адекватно воспринимать исторические образцы и традиции) [8, с. 583];
— фрагментарности и алогичности восприятия и осмысления информационных потоков, которые ведут к «отсутствию целостной картины окружающего мира» [1, с. 137–138, 140];
— интеллектуальной «утечке мозгов» в виртуальное пространство [9];
— поляризация и фрагментация социума, деструктивных формах социальной атомизации, социально-экономической дезинтеграции [8, с. 578];
— девальвации духовно-аксиологических основ жизнедеятельности в результате разрыва поколенческих ценностных связей [10, с. 119].
Важным признаком современного исторического дискурса можно считать «практический поворот» политики памяти, которая становится ориентирована на вопросы социокультурной обусловленности коллективных и индивидуальных способов понимания и интерпретации истории; взаимодействия и взаимообусловленности коммеморативных практик в глобальном масштабе; а также на формирование основ сетевого, деятельностного и философско-конструктивистского подходов [11, с. 23].
Существенный исследовательский интерес в данной области представляет дяетльностный подход к исследованию исторических феноменов поскольку: 1) содержит основы культурно-аксиологической и социально-праксиологической оценки политики памяти в контексте социальных процессов и отношений, конкретной исторической культуры и исторического сознания социума; 2) предполагает коллективную деятельность по воспроизводству и конструированию исторической памяти в качестве основы политики памяти; 3) рассматривает политику памяти не только в русле коммеморативных практик, но и в ракурсе обыденного дискурса; 4) акцентирует проблематику сочетания рационального и иррационального в воспроизводстве прошлого; 5) оценивает личность как сознательного субъекта исторического мышления и политики памяти [11, с. 23].
И, наконец, актуализация проблематики политики памяти в сегодняшнем контексте открывает новые направления для дальнейших исследований, в частности [12, с. 4–10]: выработка четкого категориального аппарата в данной области (символическая политика, политическое использование прошлого, историческая политика и т.п.), исследования институционального развития и управления исторически-культурным наследием, музеализация исторических объектов, формирование различных типов политики памяти, применение сравнительного анализа к изучению исторической памяти и, наконец, обращение к наднациональному, глобальному измерению политики памяти, особо востребованному в условиях преодоления «пандемических» последствий и других общемировых проблем XXI века.

* Коронавирус тяжелого острого респираторного синдрома‑2 (SARS-CoV-2), вызывающий коронавирусную инфекцию (COVID-19), в той или иной мере охвативший все регионы современного мира. — Прим. авт.
** Например, испанский грипп или «испанка» (исп. la pesadilla) — масштабная массовая пандемия гриппа, которая длилась в период 1918–1920-х гг. и затронула (по разным данным) здоровье более полумиллиона человек. — Прим. авт.
*** В выбранном ракурсе понятия «политика памяти» и «историческая политика» по сути синонимичны и рассматриваются как системообразующий фактор, генерирующий и детерминирующий особенности и потенциал ментального пространства социума. — Прим. авт.

Библиографический список

1. Современная когнитология и когнитивная аналитика в контексте философской инноватики. Монография / Научн. ред. проф. А.М. Старостин. Ростов-на-Дону, 2014. URL: https://www.google.ru/url?sa=t&rct=j&q=&esrc=s&source=web&cd=2&ved=2ahUKEwjzyJHxhNvoAhXcwcQBHWZ-C7UQFjABegQIARAB&url=https%3A%2F%2Fhub.lib.sfedu.ru%2Fstorage%2F1%2F389108%2F2194b49c-bddb-4714-80ab-9c53ec7b1e15%2F&usg=AOvVaw2v_bETITwrFoSgkV1TE5JI
2. Дмитриева О.О. Историческая память и механизмы ее формирования: анализ историографических концепций в отечественной науке // Вестник Челябинского государственного университета. 2015. Вып. 63. №6 (361). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/istoricheskaya-pamyat-i-mehanizmy-ee-formirovaniya-analiz-istoriograficheskih-kontseptsiy-v-otechestvennoy-nauke
3. Павлова Ю.В. Конструирование и производство знания о прошлом: школьное историческое образование в России. // Социология и право. 2015. №2 (28). С. 45–51. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/konstruirovanie-i-proizvodstvo-znaniya-o-proshlom-shkolnoe-istoricheskoe-obrazovanie-v-rossii
4. Бельков О.А. Историческая память в координатах идеологической борьбы. URL: https://histrf.ru/magazine/article/7
5. Чеканцева З.А. «Политика памяти» и моделирование истории // International Seminar «Mathematical Models & Modeling in Laser-Plasma Processes & Advanced Science Technologies» LPpM3-2012. 2012. Vol XXIV. С. 292–298. URL: https://lppm3.ru/files/journal/XXIV/MathMontXXIV-Chekantseva.pdf
6. Аникин Д.А. Визуализация исторической памяти в сетевом обществе // Logos et praxis. 2017. Т. 16. №3. С. 32–39.
7. Сидоров П.И. Синдром приобретенного ментального иммунодефицита // Медицинский академический журнал. 2015. Т. 15. №4. С. 82–95. URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=25304778
8. Ломоносовские чтения-2019. Секция экономических наук. Экономические отношения в условиях цифровой трансформации: сборник тезисов выступлений. М., 2019. URL: https://www.econ.msu.ru/sys/raw.php?o=56275&p=attachment
9. Почепцов Г.Г. Как информационные технологии атакуют ментальное пространство человечества // ResearchGate GmbH. 05.11.2018. URL: https://www.researchgate.net/publication/328738753_Kak_informacionnye_tehnologii_atakuut_mentalnoe_prostranstvo_celovecestva
10. Золотухин М.А. Концепция безопасности образовательного пространства // Технико-технологические проблемы сервиса. 2018. №1 (43). С. 117–120. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kontseptsiya-bezopasnosti-obrazovatelnogo-prostranstva
11. Линченко А.А., Аникин Д.А. Политика памяти как предмет философской рефлексии. // Вестник Вятского государственного университета. 2018. №1. С. 19–25. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/politika-pamyati-kak-predmet-filosofskoy-refleksii
12. Методологические вопросы изучения политики памяти: Сб. научн. тр. / Отв. ред. А.И. Миллер, Д.В. Ефременко. М.; СПб, 2018.