АШПИ 
Betmakaev A.M. The Impact of Memory Policies in the Visegrad Group Countries on Regional Identity Formation
Сведения об авторе. Бетмакаев Алексей Михайлович, к.и.н, доцент кафедры всеобщей истории и международных отношений Алтайского государственного университета, г. Барнаул. Область научных интересов: история Германии после 1945 г., политическое развитие современной Венгрии, история международных отношений, современные международные отношения.
Аннотация. Тридцать лет назад Венгрия, Польша и Чехословакия приняли декларацию о региональном сотрудничестве в венгерском городе Вишеград, где в 1335 г. прошла встреча трех королей. Обращение к общей истории четырёх наций могло быть понято, что Вишеградская группа предполагала сформировать идентичность с опорой на политику памяти. В статье анализируются политики памяти в Венгрии и Чешской республике как один из факторов формирования вишеградской идентичности. Венгерский и чешский кейсы отражают два подхода в политике памяти в регионе (история или как инструмент просвещения, или как воплощение идентичности этнического государства). В случае Венгрии политика памяти опирается на традиции национализма, что связано с особенностями политического режима В. Орбана. Поэтому одно из важнейших мест в политике памяти занимает оценка мирного договора 1920 г. как «травмы Трианона». Политика памяти в Чешской республике строится на ином основании. Речь идет о денационализации чешской нации, когда слабый патриотизм сочетается со слабой национальной идентичностью. Политика памяти в Чехии в основном связана с текущими европейскими проблемами. Автор статьи делает вывод, что, различия в национальных политиках памяти могут осложнить переход к региональной политике памяти, которая в настоящее время отсутствует и не планируется руководством стран-участниц Вишеградской группы в будущем.
Ключевые слова: Вишеградская группа, политика памяти, региональная идентичность, Венгрия, Чешская республика.
Summary. 30 years ago, the leaders of Hungary, Poland and Czechoslovakia met in a Hungarian town Visegrád to adopt the declaration on regional cooperation. The location was deliberately chosen to allude to a similar meeting of the three kings, which took place in 1335. Such reference to the shared history of the four nations (in 1993, Slovakia became an independent state) could be interpreted as an intention of the Visegrád group to form an identity based on the politics of memory. This article provides insight into the politics of memory in Hungary and the Czech Republic as one of the factors contributing to the formation of the Visegrád identity. We studied the cases of Hungary and the Czech Republic, because these countries represent two different approaches to the politics of memory: one views history as the means of education, while the other — as the embodiment of the (ethno-)nation state identity. For Hungary, the memory politics is rooted in the tradition of nationalism, which is attributable to the specifics of the Orbán regime. Therefore, the politics of memory is in many respects determined by the perception of the Treaty of Trianon (1920) as of “trauma”. The politics of memory in the Czech Republic stems from a different context, and that is the Czech de-nationalization, characterized by a weak sense of patriotism and weak national identity. For the Czech Republic, ongoing issues in Europe mainly determine the politics of memory. In conclusion, the article suggests that differences in the memory politics may hinder the states from transitioning to the regional politics of memory, which is currently non-existent and is not anticipated by the leaders of the Visegrád group member states.
Keywords: Visegrad Group, memory politics, regional identity, Hungary, Czech Republic.
Влияние политики памяти в странах Вишеградской группы на формирование региональной идентичности
15 февраля 2021 г. отмечалось 30-летие подписания в венгерском городе Вишеград президентами Польши, Чехословакии и Венгрии совместной декларации о стремлении интегрироваться в европейские структуры, что стало началом создания Вишеградской группы. В 1993 г. тройка превратилась в четверку после «бархатного развода» Чешской республики и Словакии. Основой сотрудничества в формате V4 (В4) выступают взаимные контакты на разных уровнях и реализация совместных проектов без учреждения институциональной структуры.
Избрание местом старта регионального сотрудничества малоизвестного венгерского города было продиктовано обращением к общей истории четырех наций. В Вишеграде на реке Дунай осенью 1335 года лидеры центральноевропейских королевств провели международную конференцию для разрешения противоречий. Встреча проходила во дворце венгерского короля Карла I с участием чешского короля Иоанна Люксембургского, польского короля Казимира III, других принцев, герцогов и представителей Тевтонского ордена. По мнению венгерского историка Д. Раца, союз трех стран просуществовал более полувека, и Вишеград стал символом сотрудничества в Центральной Европе [1, p. 282]. Таким образом, Вишеградское сотрудничество основано на общей судьбе четырех стран, которые в прошлом входили в состав других государств, но сегодня они живут бок о бок как суверенные демократические государства в пространстве евроатлантического сообщества.
Крах коммунизма в Восточной Европе и объединение Германии в 1990 г. открыли новые перспективы для центрально-европейского региона. Уход СССР из Восточной Европы сопровождался перемещением столицы Германии из Бонна в Берлин, что вызвало в международных кругах опасения по поводу возрождения гегемонистских намерений Германии. На деле Вишеград оказался альянсом без участия ФРГ, члены которого сохранили верность вишеградской идее и, после вступления в Европейский Союз в 2004 г., последовательно защищают общие интересы в Брюсселе. Поэтому оправданно, вслед за специалистами Центра Вишеградских исследований Института Европы РАН, использовать термин «Вишеградская Европа», в котором заложена и многовековая культурно-историческая традиция региона, и ассоциация с Вишеградской четверкой [2, с. 6].
Говоря о процессе формировании вишеградской идентичности, необходимо исследовать его внутренние и внешние факторы. Целью статьи является определение влияния политики памяти национальных государств на формирование региональной идентичности. В фокусе нашего внимания 2 кейса — Венгрии и Чешской республики, поскольку они отражают два типа политики памяти в регионе. Как справедливо отмечают видные австрийские дипломаты Э. Брикс и Э. Бузек, после демократизации в регионе столкнулись два подхода к национальной истории — как к инструменту просвещения и как к рычагу создания идентичности этнического государства [3, S. 34].
Венгерский кейс отдает дань национализму, что связано с особенностями политического режима. С приходом к власти в мае 2010 г. правительства Виктора Орбана расширили контроль государства над важными сферами общественной жизни. Формальной точкой начала перехода к нелиберальной демократии стало принятие в 2011 г. Основного закона, который ввел новый порядок, названный «системой национального сотрудничества». Единственным критерием национального самосознания считается «национальная общность», основанная на этнических и кровных узах и реализующая себя в политических идеалах [4, p. 460–461]. Венгерский политолог А. Аг отмечает, что нелиберальные демократии злоупотребляют исторической памятью, используя ее для своей легитимизации и консолидации власти [5, p. 35–36].
В основе политики памяти лежит идея, что венгерская национальная независимость исключительно важна, она была нарушена и теперь должна быть восстановлена и защищена. Венгрия изображается как страна, которая долго страдала от внешнего притеснения, а османы, Габсбурги, Советы и, в конечном счете, Европейский Союз фигурируют в качестве врагов венгров.
Одно из важнейших мест в орбановской политике памяти занимает оценка последствий мирного договора 1920 г. как «травмы Трианона». Подписание Трианонского мирного договора между державами-победительницами в Первой мировой войне и потерпевшей поражение Венгрией стало одним из самых трагических событий в венгерской истории ХХ в., оставивших след в массовом сознании и политической культуре: почти три четверти территории и две трети населения довоенной Венгрии оказались в составе Румынии и новых независимых государствах Чехословакии и Югославии. Этнические венгры образовали национальные меньшинства в новых странах и лишились общего будущего [6]. В официальном дискурсе отторгнутые территории назывались оккупированными землями. Памятники, названия улиц и праздничные мероприятия в стране оживляли память об исторической Венгрии и о тяжелом положении венгров, оставшихся за пределами своей страны [7, с. 153–154]. Выступая 6 июня 2020 г. в связи с 100-летием подписания Трианонского договора, Орбан использовал историческую периодизацию, измеряя тысячелетнею историю страны «трианонами», т.е. периодами испытаний венгерской нации [8, с. 8].
В 2010-е гг. венгерское государство продвигало орбановский исторический нарратив с помощью Института изучения истории смены режима, Института исследования коммунизма, Исторического научно-исследовательского института VERITAS и других учреждений и распространило новый канон в сфере образования [9, p. 225–226]. При этом влияние этих институтов вышло за границы Венгрии и получило поддержку среди венгерского меньшинства, например, в румынской Трансильвании [10, p. 37–38].
Политика памяти в Чешской республике строится на ином основании. Н.В. Коровицына отмечает, что в республике традиционный смысл патриотизма отрицается и становится объектом иронии, а национальная идентичность, приравниваемая к национальному шовинизму, часто воспринимается как устаревшая категория. Слабое чувство патриотизма сочетается о слабой национальной идентичностью, что дает основание говорить о денационализации чешской нации [11, с. 187].
В определенной степени этот вывод подтверждают результаты социологических опросов об исторических представлениях населении Чехословакии (Чехии), проводимых с 1946 г. Если в 1989 г., в период «бархатной революции», наиболее значимым в истории нации большинство опрошенных считали основание первой чехословацкой республики в 1918 г., то в опросах 1992 и 2009 г. первое место заняла эпоха Карла IV, короля Богемии и императора Священной Римской империи во второй половине XIV в. [12, p. 748]. В связи с этим эксперты с осторожностью пишут о том, что для чехов европейская идентичность становится более важной, чем национальная идентичность [13, p. 275–276].
Чешский историк М. Копечек делит «историческую политику» Праги после 1989 года на два временных периода. Первые годы «поиски легитимности» нового порядка были наиболее актуальной проблемой, влияющей на то, как формировалась «политика истории». На рубеже веков, когда легитимность политической системы была обеспечена, различные варианты «политики памяти» стали инструментами политической борьбы. Важным аспектом исторической политики были инициативы по созданию специального учреждения для защиты памяти, что отражало общую тенденцию в посткоммунистической Центрально-Восточной Европе с акцентом на патриотическое гражданское образование. Вдохновленный польскими и словацкими институтами, был учрежден чешский Институт изучения тоталитарных режимов. Одним из направлений деятельности института стала европеизация и интернационализация «памяти коммунизма». Целями международных конференций, организованных институтом, были общественно-политическое признание «памяти о ГУЛАГе» на том же уровне, что и «память о Холокосте», и выработка «единого европейского подхода» [14].
Н.А. Медушевский характеризует политику памяти в Чехии как умеренную, что во многом связано с мягкой трансформацией ее государственности от коммунистического авторитаризма к либеральной демократии. Роль исторической памяти в публичной политике снижается, и она интегрируется в социальную и образовательную политику. Политика памяти более не составляет основу чешского национализма. Она в значительной степени связана с текущими европейскими проблемами, например, с миграционным кризисом [15, с. 30].
Ориентированная на европейские ценности политика памяти в Чешской республике могла бы стать основой для выработки общей политики памяти в Вишеградском регионе. Но, отмечает польский исследователь Б. Бакула, общая история стран Центральной Европы во время Второй мировой войны, не определяет общую память (сообщество позитивной памяти), а скорее выявляет отдельную память о конфликтах (сообщество негативной памяти). Центральная Европа разделена не только историей, но и, в большей степени, исторической памятью национальных государств [16, p. 30–31].
По мнению Л.Н. Шишелиной, центральноевропейские историки часто обсуждают судьбу Центральной Европы с ее послевоенными, пост-трианонскими границами и многочисленными травмами [17, с. 142]. Они считают, что история их стран несовместима с основными нарративами, преобладающими на Западе, потому что в истории Центральной Европы были как национал-социалистические, так и коммунистические режимы. Тем не менее, восточноевропейские историки, которые больше всего хотят обсуждать проблему жертвы, чаще всего стремятся объяснить ее как национальную травму. Если зайти слишком далеко, предупреждает британский историк Т. Снайдер, ассоциация нации с жертвой дискредитирует работу историков, особенно когда она маргинализирует других жертв [18, p. 141–142].
Избежать этой опасности попытались исследователи из четырех вишеградских стран в проекте Международного Вишеградского фонда «Трансрегиональные и национальные перспективы современной истории Центральной Европы». В 2012 г. они провели конференцию под провокационным названием «Мой герой — твой враг», имея ввиду, что исторический деятель в одной стране часто вызывает неоднозначную реакцию в соседней стране. Например, соседние страны могут простить чехам кровавые походы гуситов, но личность бывшего президента Чехословакии Э. Бенеша до сих пор вызывает споры. В ходе конференции 2015 г. «Национальные идентичности в Центральной Европе в свете меняющейся европейской геополитики 1918–1948 гг.» ученые стремились выявить связи между историческими событиями и современной политикой идентичности в странах Вишеградской группы [19, p. 9–10].
Осенью 2011 г. Международный Вишеградский фонд провел в Польше, Венгрии, Чехии и Словакии социологический опрос с целью изучения исторической памяти граждан стран В4. Как и в более ранних опросах 2001 и 2003 гг., были проверены знания важных исторических личностей для каждой из стран (открытый вопрос с просьбой назвать имена выдающихся личностей) и заданы вопросы об оценке конкретных лиц. Результаты опроса показали, что у граждан Вишеградской четверки мало знаний о наиболее важных фигурах в истории стран-соседей независимо от того, оценивали ли они их роль положительно или отрицательно. Исключение составила Польша, поскольку три исторических поляка известны в каждой из четырех стран (папа Иоанн Павел II, Лех Валенса и, в гораздо меньшей степени, Войцех Ярузельский) [20, S. 2-4].
Международный Вишеградский фонд продолжил отслеживать ситуацию с исторической памятью в регионе, проведя в июле–октябре 2015 г. новый опрос. Наименее известной для граждан В4 оказалась история Словакии, которая не представлена известной исторической фигурой. Среди венгерских деятелей респонденты трех других вишеградских стран чаще всего вспоминали Яноша Кадара, руководителя социалистической Венгрии в 1956–1988 гг. Гордость за национальную историю преобладает повсюду, но более выражено среди поляков. Венгры гордятся национальной историей, но глубоко пессимистичны в ее оценке [21, p. 91].
Этот опрос общественного мнения также показал, что самый высокий уровень осведомленности о сотрудничестве в рамках Вишеградской группы имелся в Словакии: 54% словацких респондентов заявили, что слышали о Вишеградской группе (около 37% чехов, 26% венгров и только 17% поляков). По сравнению с 2001 г. в Словакии уровень осведомленности остался практически неизменным, в Венгрии и Польше он значительно снизился. Вишеградское сотрудничество посчитали значимым и важным 70% словаков, примерно 50% чехов и 40% венгров и поляков. По мнению респондентов из четырех стран, наиболее важным является торгово-экономическое сотрудничество, за которым следуют сотрудничество в области обороны и безопасности и продвижение общих интересов В4 в Европейском Союзе [22, p. 5].
В заключение отметим, что три десятилетия существования Вишеградской группы — слишком короткий срок и для создания региональной идентичности, и для формирования общей политики памяти, которая в настоящее время отсутствует. Она по-прежнему не включена в планы по развитию вишеградского сотрудничества, как можно узнать из юбилейной декларации, подписанной в Кракове 17 февраля 2021 г. премьер-министрами Чешской Республики, Венгрии, Республики Польша и Словацкой Республики [23]. Усилий же профессиональных исследователей истории вишеградского региона явно недостаточно для формирования региональной исторической памяти, учитывая, что в ряде стран В4 выбор сделан в пользу этногосударственного варианта политики памяти.
Библиографический список
1. Rácz G. The Congress of Visegrád in 1335: Diplomacy and Representation // The Hungarian Historical Review. 2013. Vol. 2. №2.
2. Центральная Европа: политический портрет на фоне 100-летия / ред. Л.Н. Шишелина, М.В. Ведерников. М., 2018.
3. Brix E., Busek E. Mitteleuropa revisited: Warum Europas Zukunft in Mitteleuropa entschieden wird. Wien, 2018.
4. Bozóki A. Nationalism and Hegemony: Symbolic Politics and Colonization of Culture // Twenty-Five Sides of a Post-Communist Mafia State / ed. B. Magyar, J. Vásárhelyi. Budapest, New York, 2017.
5. Ágh A. Cultural War and Reinventing the Past in Poland and Hungary: the Politics of Historical Memory in East-Central Europe // Polish Political Science Yearbook. 2016. Vol. 45. DOI: 10.15804/ppsy2016003.
6. Аблонци Б. Трианонский мирный договор 1920 года: Факты, легенды, домыслы / пер. с венг. М., СПб., 2020.
7. Зейдлер М. Трианонский мирный договор 1920 года. Взгляд современной венгерской историографии // Историческая экспертиза. 2019. Т.2. №19. DOI: 10.31754/2409-6105-2019-2-133-157.
8. Медушевский Н.А. Политика памяти в современной Венгрии // Теории и проблемы политических исследований. 2020. Т.9. №4А. DOI: 10.34670/AR.2020.84.59.001.
9. Rainer J.M. Discourses of Contemporary History in Hungary After 1989 // East Central Europe. 2017. Vol. 44. №2–3. DOI: 10.1163/18763308-04402011.
10. Dâncu V.S. Illiberalism and the Trianon Syndrome: the Orbán Regime and the Support of Ethnic Parallelism in Transylvania // Transylvanian Review. 2020. Vol. 19. №3. DOI: 10.33993/TR.2020.3.02.
11. Коровицына Н.В. Современная чешская нация: проблемы идентичности // Научно-аналитический вестник ИЕ РАН. 2018. №4. DOI: 10.15211/vestnikieran42018184189.
12. Šubrt J., Vinopal J., Vávra M. The Czechs and Their View of History // European Societies. 2013. Vol. 15. №5. DOI: 10.1080/14616696.2013.840735.
13. Vlachová K., Řeháková B. Identity of Non-Self-Evident Nation: Czech National Identity After the Break-up of Czechoslovakia and Before Accession to the European Union // Nations and Nationalism. 2009. Vol. 15. №2. DOI: 10.1111/j.1469-8129.2009.00379.x.
14. Kopeček M. The Czech Republic: from Democracy Legitimization to the Politics of Memory // Journal of Modern European History. 2010. Vol. 8. №2. DOI: 10.17104/1611-8944_2010_2_141.
15. Медушевский Н.А. Политика памяти в Чешской Республике на современном историческом этапе // Теории и проблемы политических исследований. 2020. Т. 9. №4А. DOI: 10.34670/AR.2020.71.51.002.
16. Bakuła B. 1956, 1968, 1981: the Faces of Central-European Memory: a Postcolonial Perspective // Porównania. 2021. Vol. 27. №2. DOI: 10.14746/por.2020.2.2.
17. Шишелина Л.Н. О попытках совместного подхода к истории XX–XXI в Центральной Европе // Современная Европа. 2017. №7.
18. Snyder T.S., Banac I., Kopeček M. [et al.]. Politics of History in Eastern Europe // Journal of Modern European History. 2010. Vol. 8. №2. DOI: 10.17104/1611-8944_2010_2_141.
19. Transregional Versus National Perspectives on Contemporary Central European History: Studies on the Building of Nation-States and Their Cooperation in the 20th and 21st Century / ed. M. Vít, M.M. Baran. Stuttgart, 2017.
20. Fałkowska-Warska M. Die Geschichte aus der Perspektive der Bürger der Visegrád-Staaten — Verklärung der Vergangenheit oder gesellschaftliche Amnesie? // Polen-Analysen. 2012. №102. DOI: 10.31205/PA.102.01.
21. Gyárfášová O. Historical Consciousness in the Visegrád Four // Transregional Versus National Perspectives on Contemporary Central European History / ed. M. Vít, M.M. Baran. Stuttgart, 2017.
22. Gyárfášová O., Mesežnikov G. Key Findings — 25 Years of the V4 as Seen by the Public // International Visegrad Fund. 2016. URL: https://www.visegradgroup.eu/documents/other-articles/key-findings25-years-of-160601
23. Declaration of the Prime Ministers of the Czech Republic, Hungary, the Republic of Poland and the Slovak Republic on the Occasion of the 30th Anniversary of the Visegrad Group, Cracow, February 17, 2021. URL: https://www.visegradgroup.eu/calendar/2021/declaration-of-the-prime
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта №21-011-31118.