АШПИ 
Papashvili G.Z A Comparative Analysis of Forming of Taiwanese and Honkongers’ Identity under Colonial Rule
Сведения об авторе. Папашвили Георгий Зурабович, аспирант кафедры всеобщей истории и международных отношений Алтайского государственного университета, г. Барнаул.
Аннотация. В статье выделяются и подвергаются анализу факторы формирования идентичности гонконгцев и тайваньцев в колониальный период с целью выявления общего и различного в этих процессах. Дается характеристика населения Гонконга и Тайваня в колониальный и предколониальный периоды. Указывается на необходимость учитывать различие в целеполагании Британской империи и Японии относительно оккупации территорий Гонконга и Тайваня, поскольку оно прямо отразилось на формировании идентичности населения двух островов. Так, автор приходит к выводу о том, что колонизация Тайваня японцами носила изначально целенаправленный характер, что было отражено в политике японизации по отношению к ханьской части населения острова. Констатируется, что эта комплексная политика имела определенный успех. Политика Британской империи в Гонконге приобрела некоторую системность с начала 1860-х гг., поскольку британцы на первых порах имели исключительно коммерческий интерес в отношении оккупации острова. Тем не менее, отмечается большая содержательность колониальной политики британцев (в сравнении с японской), направленной на формирование идентичности гонконгцев. Делается предположение о существенном влиянии колонизации на национальную самоидентификацию членов общества в постколониальный период.
Ключевые слова: Гонконг, Тайвань, национальная идентичность, колониальное правление, образовательная политика.
Summary. The article formulates and analyses factors of forming of Hongkongers’ and Taiwanese identity during the colonial era with the aim of identifying differences and similarities in these processes. The article provides an overview of Hong Kong’s and Taiwan’s population in pre-colonial and colonial periods. The author points out the necessity to take into account the difference in goal-setting of the British Empire and Japan concerning occupation of Hong Kong and Taiwan, since it had a direct reflection on formation of identity of population of the two islands. The author comes to the conclusion that Taiwan’s colonization by the Japanese was purposeful which was reflected in the japanization policy towards the Han people of the island. It is stated that this comprehensive policy was quite successful. The British Empire’s policy in Hong Kong acquired some measure of systemacy in the beginning of the 1860s as the British at first merely had pecuniary interest towards occupation of the island. Nonetheless, the author points out a higher content-richness of the British colonial policy (comparing to the Japan’s), aimed at formation of Hongkongers’ identity. The author suggests that the influence of colonization on national self-identification of the members of society in post-colonial period could be substantial.
Key words: Hong Kong, Taiwan, national identity, colonial rule, educational policy.
Сравнительный анализ формирования идентичности гонконгцев и тайваньцев в условиях колониального правления
В условиях происходящих в мире социально-политических процессов одной из актуальных проблем становится формирование идентичности в связи со стремлением локальных этнических групп к национальной и этнической самоидентификации. Необходимо учитывать многогранность понятия «идентичность», которое в случае жителей Гонконга и Тайваня имеет различные трактовки в научной литературе. Так, например, Я. Чжун в своей статье [1] говорит об отрицании тайваньцами своей принадлежности к китайской нации, но о соотнесении их с ней в этническом и культурном плане. Жоу-Лань Чэнь отмечает формирование новой этнической идентичности тайваньцев в условиях смены социально-политических контекстов, когда размывается их исконная этническая принадлежность [2]. В статье Мин-Ли Яо [3] высказывается мысль о формировании национальной идентичности тайваньцев посредством символической трансформации китайского культурного наследия, когда тайваньцы предстают в качестве «воображаемого сообщества». В статье Сиу-Лун Чоу и Кин-Ва Фу выявляется различие между двумя группами жителей Гонконга – «гонконгцами» и теми, кто соотносит себя с китайцами на материке. В статье Кевина Тзе-Вай Вонга [4] противопоставляются друг другу национальная и локальная идентичность жителей Гонконга и констатируется доминирующая роль последней.
Прежде всего необходимо отметить, что Тайвань, в отличие от Гонконга, неоднократно подвергался колонизации (а, соответственно, и внешнему влиянию) до оккупации его Японией в 1895 г. по условиям Симоносекского договора [5]. Степень и значение этого влияния для последующего формирования идентичности тайваньцев в период японского колониального правления (1895–1945 гг.) и после него, безусловно, требует детального изучения и является предметом отдельной научной работы. Колониальный период в истории Гонконга начался в 1842 г., когда его территория перешла под управление Британской империи, и завершился его передачей под юрисдикцию КНР в 1997 г.
Чтобы перейти к рассмотрению и сравнительному анализу формирования идентичности жителей Гонконга и Тайваня в колониальный период, необходимо дать краткую характеристику населения двух островов.
Население Тайваня в XIX в. имело весьма неоднородный состав. На острове, по различным данным, сосуществовали четыре группы населения: 1) аборигенное население – «дикари» (их еще называли «неотесанные туземцы»), обитавшие в глубине острова и на его восточном побережье. Аборигены делились на несколько племен, каждое из которых для общения использовало собственный диалект, имевший частичное сходство с малайским языком. Часть из них, вероятно, мигрировали с Филлипинских островов, часть с Малайского (Малаккского) полуострова, другие – с островов на севере Японии и с острова Борнео (Калимантан); 2) пинг-пу-ван (англ. Ping-poo-hwans) – аборигены, проживающие на плоскогорьях, примыкающих к побережью острова, которые в результате постоянного контакта с этническими китайцами частично переняли манеру их поведения и некоторые обычаи (что нередко приводило даже к смешанным бракам), однако отличались некоторой простотой и наивностью, чем китайцы активно пользовались; 3) хакка (кант. 客家, букв. чужеземцы) – коренные жители Шаньдунского полуострова в северной части материкового Китая, которые постепенно мигрировали в южную часть страны и на прилегающие к ней территории (в т.ч. и на Тайвань). Для общения они использовали исключительно собственный диалект, поэтому проживали обособленно; 4) этнические китайцы (ханьцы) – переселенцы из провинции Фуцзянь в материковом Китае, находившиеся под властью губернатора этой провинции и обосновавшиеся преимущественно в западной и северной частях Тайваня [6–9]. Следует подчеркнуть, что ханьцы составляли большинство населения острова, начиная с 1683 г., когда Тайвань был оккупирован маньчжурами и стал частью территории имперского Китая.
Гонконг до 1842 г. являлся отдаленной частью Цинской империи, население которой состояло из представителей уже упомянутой этнической группы хакка, а также кантонцев (англ. Puntis), которые, подобно первым, говорили на собственном диалекте (кантонский) и проживали отдельно от представителей других народностей. Так, в XIX в. население Тайваня, по сравнению с населением Гонконга, имело более пестрый этнический состав, в котором количественное преимущество было у ханьцев. В Гонконге подавляющее большинство населения составляли кантонцы.
Сравнение путей формирования идентичности гонконгцев и тайваньцев в колониальный период невозможно без учета того, что цели оккупации колонизаторами (британцами и японцами) территорий Гонконга и Тайваня существенно отличались. Британской империи территория Гонконга представлялась значимой с геостратегической точки зрения, поскольку остров Гонконг был окружен группой более мелких островов, расположение которых, с одной стороны, не позволяло вражеским военным кораблям пройти через них, а с другой – давало возможность китайским джонкам отрезать Гонконг от коммуникации с внешним миром [10]. Наличие гавани также сыграло свою роль. Как подчеркнул в 1846 г. бывший глава британского Министерства торговли Уильям Гладстон, «…оккупация Гонконга Британской империей преследовала исключительно интересы тех, кто вовлечен в торговлю с Китаем. Нет иной необходимости превращать его в морскую или военную базу, кроме как для обеспечения безопасности торговых операций» [11]. Так, остров выступал в качестве торгового и оборонительного форпоста Британской империи в Азии.
Япония рассматривала остров Тайвань с позиции расширения территории, которая, помимо прочего, включала в себя большое количество освоенных и неосвоенных плодородных земель, а также неразработанных месторождений угля и золота [12].
После колониальной оккупации Тайваня в 1895 г. японское правительство, в соответствии с Симоносекским договором, предоставило населению острова возможность в течение двух лет сделать выбор: остаться и приобрести статус подданных Японии или же покинуть остров. Часть жителей острова, несогласных с положением вещей, предпочли оставить свой дом и отправиться на поиски лучшей жизни. Однако некоторые из несогласных, которые предпочли остаться, пополнили ряды повстанцев, оказывавших активное сопротивление оккупации, которое, правда, продлилось недолго. Уже 22 октября 1895 г. войска повстанцев вынуждены были сдаться, когда японская армия захватила столичный город Тайнань, а 8 февраля 1896 г. окончательно подавила сопротивление, восстановив полный контроль над островом [13, 14]. Следует отметить, что восстания на Тайване всегда были частым явлением из-за непрекращающихся вооруженных столкновений между аборигенным населением и Цинскими властями [15].
Сразу после оккупации Тайваня и подавления восставших японское правительство сосредоточилось на проведении политики японизации населения Тайваня (яп. 同化dōka – ассимиляция). Эта политика подразумевала, в первую очередь, трансформацию образа жизни и культуры тайваньцев. Учреждение японцами различного рода учебных заведений стало отправной точкой увеличения благосостояния жителей острова и формирования их идентичности в рамках политики ассимиляции. Большинство преподавателей в школах говорили исключительно на японском языке, поскольку он приобрел статус государственного и национального для тайваньцев. Это существенно усложнило процесс обучения для большей части тайваньских школьников в первые годы существования колонии. Еще в первое десятилетие японского правления были открыты начальные школы для японских детей, на которые в совокупности приходилось 60 учителей и 2000 учеников. Для коренных жителей Тайваня было построено 130 начальных школ, при этом на одну школу приходилось в среднем по 4 учителя. Позже были открыты медицинская и языковая школы, а также институт повышения квалификации преподавателей [16]. Так, образовательная политика с самого начала японского правления на Тайване демонстрировала некоторое неравенство коренных тайваньцев и японцев, вопреки заявлениям последних об уважении тайваньского образа жизни и ценностей.
В начале XX в. в Китае активизировались реформистские и революционные элементы, начался подъем националистического движения, отголоски которого были слышны и на Тайване. Эти события спровоцировали рост антияпонских настроений на острове и сопутствующие им подстрекательства к беспорядкам со стороны тайваньцев, недовольных японским правлением и вдохновленных доктриной Сунь Ят-сена. Однако многие из тех, кто проживал в малых и крупных городах Тайваня, напротив, стали приспосабливаться к существованию в условиях колониального правления японцев и усваивали их образ жизни. Они передвигались на велосипедах, активно пользовались современными технологиями (телефонами и услугами почтовых отделений), носили современные прически, а также традиционную японскую одежду и обувь. Тайваньский язык также претерпел большие изменения, обогатившись выражениями-комбинациями японских и европейских слов [17]. Так, в глазах китайцев Тайваня остров был довольно безопасным для жизни местом.
Некоторое влияние на формирование идентичности тайваньцев оказал и стиль городского строительства, основанный на архитектуре, свойственной японским реалиям: только за 15 лет японского правления город Тайбэй, являвшийся административным центром японского колониального правительства на Тайване, приобрел вид японского Токио – его пронизывала сеть оживленных улиц, расположенных перпендикулярно относительно друг друга, по всему городу располагались жилые строения в восточном стиле, – как правило, одноэтажные, – при этом не менее заметным было влияние современной для того периода архитектуры, нашедшей отражение в ряде домов европейского стиля [18].
С момента провозглашения Японией политики ассимиляции (dōka) в отношении Тайваня и до 1937 г. японское правительство неоднократно заявляло, что эта политика направлена на обеспечение равенства прав и свобод всех жителей острова, однако, фактически, дискриминация в отношении коренного населения сохранялась. Например, тайваньцы не имели права занимать высокопоставленные должности в правительстве, а их работа оценивалась в разы ниже, чем труд японцев. Подобное отношение к коренным жителям Тайваня вынудило местную элиту сформировать альтернативные варианты национальной идентичности в противопоставление навязываемой японцами. Всего выделяют четыре типа национальной идентичности тайваньцев в этот период: 1) считающие, что Тайвань должен освободиться от японского господства при помощи Китая и впоследствии снова стать его частью; 2) полагающие, что тайваньцы ничем не отличаются от ханьцев в материковом Китае и ожидающие освобождения от японского господства со стороны Китая; 3) и, напротив, ратовавшие за отчуждение от Китая и взятие курса на сохранение тайваньского языка и культуры. Отдельно выделяют тех, кто призывал бороться за независимость путем революции.
Немаловажным фактором формирования идентичности тайваньцев в колониальный период стали также средства массовой информации (СМИ) – местные газеты и радиостанции, используемые японцами для политической, культурной и иной пропаганды, в т.ч. политики ассимиляции и связанного с ней курса на расширение территории Японии, а также и тайваньцами – для отстаивания собственной идентичности. Так, например, самой крупной официальной газетой являлась Taiwan Daily News. На ее страницах, в первые годы существования Тайваня как колонии (1908–1920 гг.), публиковалась информация по отдельным направлениям колониальной политики, в т.ч. о политике администрации по развитию инфраструктуры острова, а также обсуждалось и поощрялось «улучшение» культуры тайваньцев. В разделе освещения событий и в передовых статьях всячески восхвалялась жизнь тайваньцев под управлением Японии, говорилось о важности распространения японского языка на Тайване, налаживании торговых связей острова с Японией и т.д. Частная газета Taiwan People’s News (1923–1937 гг.) публиковала материалы, направленные на противостояние японскому колониальному режиму (в т.ч. содержащие критику политики ассимиляции), в которых отстаивалась необходимость использования письменного китайского языка и важность сохранения связей между Тайванем и Китаем. Газета пользовалась большой популярностью у ханьской части населения острова. Китайскоязычные страницы газеты были написаны на так называемом «тайваньском китайском языке», который отличался от мандаринского диалекта китайского языка (широко используемого в материковом Китае) тем, что он включал в себя слова, фразы и грамматику из разговорного тайваньского языка, а также из японского. Что касается тайваньских радиостанций, большинство из них находилось в руках японцев, поэтому японское правительство использовало их как инструмент внедрения японского языка в разговорную практику тайваньских ханьцев, включая учащихся школ, посетителей храмов и общественных собраний. В годы Второй мировой войны (1937–1945 гг.), когда японские войска несли огромные потери и нуждались в людских ресурсах, появилась необходимость трансляции большего количества передач на тайваньском языке, поскольку 43% жителей Тайваня в те годы не владели японским языком. С этой целью была создана отдельная радиостанция [19].
Переходя к рассмотрению факторов, повлиявших на формирование идентичности жителей Гонконга в колониальный период, следует сказать, что его оккупация Великобританией в первую очередь имела цель любой ценой превратить остров в опорный пункт иностранной торговли в Азии, поскольку при нем имелась гавань, в которой при различных погодных условиях могли пришвартоваться любые торговые судна [20].
После перехода Гонконга под управление Британской империи в 1842 г., колонисты столкнулись с проблемой коммуникации с китайским населением и отсутствием локальной элиты, на которую можно было бы опираться при управлении колонией. Британцы вынуждены были полагаться на неавторитетных членов китайского сообщества. Кроме того, в первые годы в колониальном правительстве было достаточно много некомпетентных служащих, не имевших управленческих качеств [21]. Трудности создавала и финансовая зависимость колониальной администрации от субсидий Казначейства Ее Величества. Так, правительству колонии потребовалось, по меньшей мере, тридцать лет, чтобы сформировать основу для взаимодействия с местным китайским населением и приобрести финансовую самостоятельность. Это позволило Гонконгу к концу 1870-х гг. стать автономно управляемым аванпостом Британской империи.
В течение первых лет существования Гонконга как колонии отношения между британцами и китайским населением складывались не лучшим образом, что не могло не отразиться на развитии образования. В 1840–1860-х гг. в этой сфере проявляли инициативу, главным образом, протестантские и католические миссионеры. Обучение требовало огромных усилий и денежных вложений. В миссионерских школах, таких как Колледж Св. Павла (англ. St. Paul’s College), детям прививали традиции христианской семьи и христианские ценности, давали необходимые для жизни знания и навыки [22].
Первые светские учебные заведения в Гонконге начали открываться в начале 1860-х гг. Среди них были правительственные и частные начальные школы. Самой первой из правительственных школ стала Центральная школа (англ. Government Central School), директором которой был назначен д-р Фредерик Стюарт, с 1862 г. осуществлявший надзор за работой правительственных школ в колонии. Согласно его отчету о положении дел в области образования, несмотря на то, что количество обучающихся в Центральной школе постепенно возрастало, из 14 тыс. гонконгских детей, имевших достаточный возраст для получения школьного образования, лишь 1,87 тыс. по факту посещали школы. Остальные дети росли в неблагоприятных условиях, не получая должного воспитания, и впоследствии становились пиратами или уличными преступниками. Поэтому позиция Стюарта заключалась в том, чтобы принудить всех китайских детей посещать школу. Также он выразил некоторые сомнения в качестве традиционного китайского образования, подчеркнув, что оно не нацелено на развитие совокупных умственных способностей и понимание смысла выученного материала, а лишь на тренировку памяти [23].
Развитие ситуации в сфере образования в 1870–1880-е гг. достаточно подробно отражено в отчетах д-ра Айтеля, инспектора по работе школ в Гонконге, сменившего на этом посту Ф. Стюарта. По его словам, в начале 1880-х гг. количество учащихся правительственных школ (включая светские и религиозные) составило 4,37 тыс., а концу десятилетия это число увеличилось в 2,2 раза. Кроме того, к 1889 г. функционировало 107 частных школ, не получавших государственной поддержки, в которых обучались 2 тыс. детей. Существовала также Полицейская школа (с 477 обучающихся) и Римско-католический реформаторий (с 72 воспитанниками). В процессе обучения стал больше использоваться английский язык, поскольку уровень владения им у выпускников оценивался как недостаточно высокий. Вместе с тем, Айтель констатировал крайне низкий уровень образования китаянок, подчеркивая необходимость обучения не только мальчиков (что для правительства всегда являлось делом первой важности), но и девочек. Так, данные отчетов свидетельствуют о возрастании в Гонконге числа начальных учебных заведений, количества их посещающих, а также затрат правительства на развитие образования в колонии [24–26].
Одним из значимых событий в жизни гонконгцев стало открытие Гонконгского университета 11 марта 1912 г. Основу для его создания заложил губернатор Гонконга в 1907–1912 гг. Фредерик Лугард, который отмечал, что основание университета явилось следствием желания побудить китайских студентов получать ученые степени по стандарту равных присваиваемым в европейских и, в особенности, американских университетах. Обучение китайских студентов велось в соответствии с идеалами, определявшими истинного британского джентльмена [27–28]. В течение последующих десятилетий университет претерпел ряд трансформаций и фактически стал локомотивом развития высшего образования в Гонконге.
Так, образовательная деятельность британцев в Гонконге в первые годы его существования как колонии не имела правительственной поддержки и осуществлялась преимущественно миссионерскими организациями. Некоторая системность в образовательной политике появилась с момента открытия в Гонконге первой правительственной школы в 1862 г. В последующие десятилетия с переменным успехом происходило развитие системы образования, сопровождавшееся корректировкой образовательного процесса, открытием новых школ и колледжей. Немаловажную роль сыграл Гонконгский университет, определивший вектор развития высшего образования в колонии.
Необходимо отметить, что существуют и другие факторы, оказавшие влияние на национальное самоопределение гонконгцев, впоследствии приведшие к формированию у них колониального менталитета, оставившего след в их самосознании [29].
Таким образом, пути формирования идентичности гонконгцев и тайваньцев в колониальный период имеют больше различного, чем общего. Принадлежность территорий Гонконга и Тайваня Китаю обусловлена исторически, однако этнический состав населения двух островов в рассматриваемый период существенно отличается. Различие целеполагания колониалистов в отношении оккупации островов Гонконга и Тайваня нашло свое отражение в формировании идентичности населения двух островов. Заинтересованность Японии в расширении своей территории определила ее целенаправленную политику по превращению коренных жителей Тайваня в японских подданных путем трансформации их образа мысли и культурного кода. Политика в области образования также работала на выполнение этой цели. Так, совсем не удивительной представляется ответная реакция части тайваньского общества, направленная на защиту своей исконной идентичности. Тем не менее, японцы все же достигли некоторых успехов за счет политики ассимиляции – к концу периода японского правления на Тайване японским языком овладели более половины жителей острова. Многие из них успешно адаптировались к жизни в условиях колонизации, фактически идентифицировав себя с японцами.
Британская империя в отношении Гонконга имела, прежде всего, коммерческий интерес, но необходимость управления колонией заставила британцев предпринимать шаги, направленные на взаимодействие с китайским населением острова, включая создание системы начального и высшего образования с преподаванием преимущественно на английском языке. Судя по всему, более длительный период колониального правления в Гонконге (в сравнении с аналогичным на Тайване) обусловил более содержательную политику в области образования, включавшую обучение и воспитание в русле британских традиций с привнесением в коммуникативную практику гонконгцев английского языка, ставшего впоследствии государственным, наряду с китайским.
С учетом всего вышесказанного, можно предположить, что колонизация как явление, так или иначе, оставляет свой отпечаток в историческом развитии того или иного общества, порой оказывая существенное влияние на национальную самоидентификацию его членов в постколониальный период.
Библиографический список
1. Zhong Y. Explaining National Identity Shift in Taiwan // Journal of Contemporary China. 2016. Vol. 25. Iss. 99. URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/10670564.2015.1104866?scroll=top&needAccess=true
2. Chen R-L. Taiwan’s Identity in Formation: in Reaction to a Democratizing Taiwan and a Rising China // Asian Ethnicity. 2013. Vol. 14. Iss. 2. URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/14631369.2012.722446
3. Yao M. The Symbolic Construction of Taiwanese National Identity: The Cultural Discourse of National Heritage at Lukang Lung-Shan Temple // Heritage & Society. 2017. Vol. 10. Iss. 3. URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/2159032X.2018.1556035?scroll=top&needAccess=true
4. Tze-Wai Wong K., Zheng V., Wan P-S. Local Versus National Identity in Hong Kong, 1998–2017 // Journal of Contemporary Asia. 2020. URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/00472336.2020.1799235
5. Treaty of Shimonoseki. Article 2 (b) / Taiwan Documents Project. URL: http://taiwandocuments.org/shimonoseki01.htm
6. The Island of Formosa. Its Aborigines and Its Immigrants // London St. James Gazette. 1895. 19 Apr. URL: https://newspaperarchive.com/london-st-james-gazette-apr-19-1895-p-4/
7. News by Mail. Concerning Formosa // London and China Telegraph. 1895. 4 Jun. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-jun-04-1895-p-14/
8. The Island of Formosa // New York Times. 1876. 3 Sep. URL: https://search.proquest.com/docview/93525545/FABC07A992504EF5PQ/12?accountid=30386
9. A Visit to the Island of Formosa // The North–China Herald. 1855. 21 Apr. URL: https://search.proquest.com/docview/1324917425/FABC07A992504EF5PQ/14?accountid=30386
10. Hong Kong // Sangamo Journal. 1841. 4 Jun. URL: https://newspaperarchive.com/sangamo-journal-jun-04-1841-p-2/
11. Colonial Hong Kong. From the China Mail of May 21 // London Daily News. 1846. 25 Jul. URL: https://newspaperarchive.com/london-daily-news-jul-25-1846-p-4/
12. The Island of Formosa: Chinese Possession Which Has Many Undeveloped Sources of Prosperity // New York Times. 3 Sep. URL: https://search.proquest.com/historical-newspapers/island-formosa/docview/95162907/se-2?accountid=30386
13. The Japanese in Formosa // London and China Telegraph.1895. 28 Oct. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-oct-28-1895-p-24/
14. Formosa // London and China Telegraph. 1896. 17 Feb. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-feb-17-1896-p-3/
15. Contemporary Chat // London Mid Surrey Times and General Advertiser. 1894. 4 Aug. URL: https://newspaperarchive.com/london-mid-surrey-times-and-general-advertiser-aug-04-1894-p-7/
16. Japan’s Work in Formosa // London and China Telegraph. 1904. 3 Oct. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-oct-03-1904-p-6/
17. D. Ferguson. Formosan Chinese // Chinese Recorder and Missionary Journal. 1909. Vol. 40. № 9. P. 494–496. URL: https://archive.org/details/chineserecorder40lodwuoft/page/494/mode/2up?q=Formosan
18. The City of Taipeh // London Standard. 1910. 26 Mar. URL: https://newspaperarchive.com/london-standard-mar-26-1910-p-3/
19. Hsu C-J. The Construction of National Identity in Taiwan’s Media, 1896–2012. Leiden. 2014. P. 15–31.
20. The News from China // Patriot. 1841. 12 Apr. URL: https://newspaperarchive.com/patriot-apr-12-1841-p-2/
21. The Government of Hong Kong // London Daily News. 1846. 30 Apr. URL: https://newspaperarchive.com/london-daily-news-apr-30-1846-p-6/
22. China // Patriot. 1851. 19 May. URL: https://newspaperarchive.com/patriot-may-19-1851-p-10/
23. Hong Kong // London and China Telegraph. 1866. 14 May. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-may-14-1866-p-4/
24. Hong Kong // London and China Telegraph. 1878. 19 Aug. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-aug-19-1878-p-4/
25. Education in Hong Kong // London and China Telegraph. 1882. 4 Sep. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-sep-04-1882-p-9/
26. Education in Hong Kong in 1889 // London and China Telegraph. 1890. 8 Aug. URL: https://newspaperarchive.com/london-and-china-telegraph-aug-08-1890-p-5/
27. British Culture in the Far East: Sir F. Lugard And A University Scheme // The Manchester Guardian. 1910. 14 Sep. URL: https://search.proquest.com/historical-newspapers/british-culture-far-east/docview/475131398/se-2?accountid=30386
28. University History. The Early Years // The University of Hong Kong. URL: https://hku.hk/about/university-history/the-early-years.html
29. Папашвили Г.З., Курныкин О.Ю., Тажиева М.Н. Британское влияние как фактор формирования современной идентичности гонконгцев // Известия Алтайского государственного университета. 2020. № 6. С. 46–50. DOI: 10.14258/izvasu(2020)6-07. URL: http://izvestiya.asu.ru/article/view/%282020%296-07