Гайкин В.А. Межнациональные отношения в Маньчжурии (1905-1931 гг.), создание Маньчжоу-го и его интернациональный имидж

Препринт

Gaikin V.A. Interethnic Relations in Manchuria (1905 — 1931), the Creation of Manchukuo and Its International Image

Сведения об авторе. Гайкин Виктор Алексеевич, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВОРАН (ИИАЭ), г. Владивосток

Аннотация. В сентябре 1931 г. в результате японской агрессии территория Маньчжурии была оккупирована Японией. В 1932 г. на этой территории появилось новое государство Маньчжоу-го. Это марионеточное государство полностью зависело от Японии. Японские чиновники и офицеры расквартированной в Маньчжурии Квантунской армии управляли всеми сферами жизни государства, числясь советниками марионеточных глав министерств Маньчжоу-го. Государство Маньчжоу-го стало одной из первых экспериментальных попыток создания на захваченных Японией колониальных территориях так называемой сферы сопроцветания (красивое название для формирования японской колониальной империи). Демагогия о взаимном сотрудничестве и сопроцветании народов, населяющих регион, пронизывала всю политическую и общественную жизнь Маньчжоу-го. Даже флаг государства представлял собой сочетание пяти цветов, каждый из которых символизировал определённый этнос: жёлтый (основной цвет знамени) – маньчжур; белый – монголов; синий – китайцев; красный – японцев; чёрный – корейцев. Все этносы имели представительство в организации «Кёвакай», которая представляла нечто среднее между правящей (и единственной) политической партией и парламентом. Плакаты с фигурами представительниц основных этносов, населяющих регион (китайцы, маньчжуры), любовно сплотившихся вокруг японки, символизировали (якобы) братские отношения всех народов квазигосударства.
Ключевые слова: Маньчжурия, агрессия Японии, японцы, китайцы, маньчжуры, корейцы, монголы.

Abstract. In September 1931, as a result of Japanese aggression, the territory of Manchuria was occupied by Japan. In 1932 a new state of Manchukuo appeared on this territory. This puppet state was completely dependent on Japan. Japanese officials and officers of the Kwantung Army stationed in Manchuria controlled all spheres of state life, being listed as advisers to the puppet heads of ministries of Manchukuo. The state of Manchukuo was one of the first experimental attempts to create the so-called sphere of co-prosperity (a beautiful name for the formation of the Japanese colonial empire) in the colonial territories seized by Japan. Demagogy about mutual cooperation and co-prosperity of the peoples inhabiting the region permeated the entire political and social life of Manchukuo. Even the flag of the state was a combination of five colors, each of which symbolized a certain ethnic group: yellow (the main color of the banner) — Manchu; white – Mongols; blue — Chinese; All ethnic groups had representation in the Kyovakai organization, which was a cross between the ruling (and only) political party and parliament. Posters with figures of representatives of the main ethnic groups inhabiting the region (Chinese, Manchus), lovingly rallied around the Japanese woman, symbolized (allegedly) fraternal relations of all peoples of the quasi-state.
Keywords: Manchuria, Japanese aggression, Japanese, Chinese, Manchus, Koreans.

Межнациональные (китайцы-корейцы-японцы) отношения в Маньчжурии (1905-1931 гг.), создание Маньчжоу-го и его интернациональный имидж

1. Формирование диаспор и отношения между этносами

Плодородные земли долины пограничной реки Туманган на китайской стороне гораздо раньше китайцев начали заселять и осваивать корейцы (с середины ХIХ в.). Позднее проникновение китайцев объясняется труднодоступным характером местности, огражденной горами. С корейской же стороны попасть туда, перейдя реку Туманган, было довольно легко. В результате, к началу XX века китайская территория, прилегающая к пограничной с Кореей реке, оказалась заселенной корейскими крестьянами-иммигрантами. Этот регион получил название Цзяньдао. По переписи 1907 г. в Цзяньдао проживало 72076 корейцев и только 21983 китайца [1, с. 326]. Сегодня это корейский автономный округ Яньбянь, который должен стать территорией реализации «Проекта Туманган». В четырех уездах Цзяньдао в 1920 г. проживало уже 143 тыс. человек, из них корейцев – 109,5 тыс., китайцев –33 тыс. На 1931 г. число жителей превысило 500 тыс. человек, из которых корейцы составили 395847 человек [2, с. 12].
Корейские иммигранты, пройдя через Цзяньдао, селились и во внутренних районах провинции Цзилинь. Еще один район значительной концентрации корейского населения — это приграничные уезды провинций Цзилинь (в районе Чанбайшаня) и Ляонин (за р. Ялуцзян). По численности корейцы уступали здесь китайцам. Из районов, примыкающих к р. Ялуцзян, корейцы распространялись вглубь провинции Ляонин. К началу 30-х годов корейское население в Северо-Восточном Китае составляло около 800 тыс. человек. В провинции Цзилинь, (включая Цзяньдао), насчитывалось около 500 тыс. корейцев [3, с. 90], в провинции Ляонин — около 250 тыc. [4, с. 75], в провинциях Хэйлунцзян и Хэйхэ — около 50 тыс. человек.
В 20-е годы интенсивное заселение Маньчжурии китайцами привело к росту цен на землю и повышению арендных ставок. Эти и другие факторы вызвали увеличение числа арендных конфликтов между китайскими землевладельцами и корейскими арендаторами. Китайские власти, защищая интересы помещиков, сгоняли с земли корейских крестьян. Резкое увеличение численности корейцев в Маньчжурии, их экономическое преуспевание, с одной стороны, активность Японии в Цзяньдао, по существу превратившей этот район в свою полуколонию, с другой стороны, заставили китайские власти принять радикальные меры.
Вторая половина 20-х годов – это период гонений на корейцев, равных которым не было в истории корейской эмиграции в Китае. Правовой основой для преследования корейцев послужили, как ни странно, два японо-китайских секретных соглашения, инициатором заключения которых была Япония. Это – «Двустороннее соглашение о контроле над корейцами», заключённое 11 июня 1925 г. и получившее название «Договор Мицуя», и «Правила осуществления контроля над корейцами» от 8 июля 1925 г. [5, с. 139]. В подписании этих соглашений участвовали начальник полицейского управления корейского генерал-губернаторства и начальник полиции провинции Ляонин. Заключая эти соглашения, японцы стремились руками китайских властей пресечь антияпонскую деятельность корейских борцов за независимость в приграничных с Кореей районах Маньчжурии. Они давали право китайской администрации арестовывать корейцев, являющихся японскими подданными, невзирая на право экстерриториальности, и выдавать их Японии.
Однако для китайской администрации нежелательными были как корейские коммунисты, так и корейские крестьяне, которых японцы стремились использовать в качестве орудия колониальной политики. Вслед за заключением соглашений последовала серия законов и постановлений, выпущенных китайскими властями, обрушивших на корейцев Маньчжурии репрессии под предлогом борьбы с антияпонским движением. Эти законы преследовали следующую цель: если не изгнать сотни тысяч корейцев из Маньчжурии, то запугать, деморализовать, вывести из под японского влияния, заставить принять китайское подданство и ассимилировать их.
За 1925-1926 гг. было зарегистрировано 30 случаев гонений на корейцев, основывавшихся на вышеуказанных постановлениях. Из них 10 были в области образования, 5 – запрещение проживания, 4 – запрещение аренды земли, 4 – принуждение к натурализации, 1 – покупка земли, 6 – связаны с документами на проживание [5, с. 142-143]. 29 декабря 1928 г., через 7 месяцев после убийства Чжан Цзолиня, его сын и преемник Чжан Сюэлян выступил с заявлением о признании власти Нанкинского правительства. Переориентация Чжан Сюэляна означала продолжение репрессий по отношению к корейцам. В 1930 г. маньчжурские власти опубликовали указ, призывающий китайских землевладельцев разорвать все арендные договоры с корейцами [5, с. 128]. Ненависть, питаемая китайцами к Японии и ко всему с ней связанному, переносилась и на корейцев. Таким образом, Япония претворяла в жизнь излюбленное правило колонизаторов «разделяй и властвуй», вбивая клин между китайским и корейским населением Маньчжурии. Что касается вышеприведённых обвинений китайского буржуазного журнала, то если в них и была доля правды, она целиком относилась к меньшинству прояпонски настроенных корейцев, которые при подстрекательстве японцев порой совершали антикитайские выпады.

2. Политика защиты и покровительства

Во время событий 1907-1909 гг. (попытка оккупации Цзяньдао) японские колонизаторы выработали специфическую многоцелевую политику в отношении маньчжурских корейцев, состоявшую из комплекса политических, экономических и идеологических мероприятий, политику, которая в несколько видоизменённом виде претворялась в жизнь вплоть до 1931 г. и демагогически называлась «защитой и покровительством».
Политика «защиты и покровительства» определялась отнюдь не филантропическими соображениями. Она являлась составной частью агрессивной политики Японии по установлению своего господства в Северо-Восточном Китае. Во-первых, Япония использовала лозунг «защиты корейцев» как предлог для посылки войск в Маньчжурию с целью территориальной экспансии, для содержания в Маньчжурии консульства и полицейских отрядов. Присутствие корейских переселенцев в Маньчжурии стало фактором, усиливающим позиции Японии в этом регионе, расширяло зону её влияния, давало возможность Японии оказывать давление на китайское правительство.
Другой целью политики «защиты и покровительства» было стремление Японии использовать корейских крестьян для японской сельскохозяйственной колонизации Маньчжурии. При всех льготах, которые японское правительство предоставляло японским крестьянам-переселенцам, сельскохозяйственная колонизация Северо-Востока Китая силами японских колонистов по многим причинам не удалась [6, с. 54-56]. В то же время заселение Маньчжурии корейскими крестьянами проходило довольно интенсивно. Колонизаторы стремились привлечь корейских переселенцев на свою сторону. Однако, учитывая, что японцы хозяйничали в Корее, подвергали притеснениям и эксплуатации коренных жителей, и что причиной эмиграции многих корейцев была именно колониальная политика Японии в Корее, завоевать доверие переселенцев было крайне трудно.
Арендные конфликты, возникавшие между китайскими помещиками и корейскими крестьянами, Япония использовала в своих интересах, разжигая национальную рознь, оглушая корейцев демагогией фраз о заботе, сочувствии и общности интересов. Само по себе широко рекламируемое «покровительство» Японии порождало недоверие китайцев к корейской диаспоре. Частым явлением стали антикорейские выпады на страницах китайской печати, настраивающие общественное мнение против корейцев, именуемых не иначе, как «авангард японской колонизации» [7, с. 342]. Обвинения были выдержаны в шовинистическом духе.
Японские экспансионисты пытались закабалить корейских крестьян экономически, взять под контроль землю, которую они обрабатывали, урожай, который они получали. Для этой цели в Маньчжурии в 1910 г. были организованы так называемые кредитные товарищества. Тем не менее, корейские переселенцы не стали послушным орудием японской агрессии. По данным японской разведки, «в конце 1921 г. 150 тысяч корейцев в Маньчжурии и Сибири находились под влиянием большевистской пропаганды (среди китайцев – 20 тысяч)» [8, с. 22].
Поэтому третьей целью политики «защиты и покровительства» являлась борьба с антияпонским движением корейского населения Маньчжурии. Если японские карательные экспедиции, периодически (в 1910, 1920, 1930 гг.) вторгавшиеся в Северо-Восточный Китай для расправы с борцами за независимость, были кнутом, то «защита и покровительство» были пряником, которым японцы надеялись привлечь корейское население на свою сторону, создать вокруг борцов за освобождение Кореи вакуум и тем самым обречь их на поражение. С этой целью в Маньчжурии строились школы для корейских детей с преподавателями-японцами, которые рассказывали школьникам о величии Японии и о пагубности национально-освободительного движения. Корейским переселенцам оказывалась незначительная финансовая помощь, сопровождаемая пропагандистской шумихой. Цель колонизаторов состояла в том, «чтобы с минимальной суммы затрат получить максимальные политические проценты» [4, с. 177].

3. Создание Маньчжоу-го

В сентябре 1931 г. в результате японской агрессии территория Маньчжурии была оккупирована Японией. В 1932 г. на этой территории появилось новое государство Маньчжоу-го. Это марионеточное государство полностью зависело от Японии. Японские чиновники и офицеры расквартированной в Маньчжурии Квантунской армии управляли всеми сферами жизни государства, числясь советниками марионеточных глав министерств Маньчжоу-го. Маньчжоу-го было задумано как плацдарм японской агрессии в Китае и против пограничного СССР. Новая часть формирующейся японской империи довольно быстро развивалась благодаря пятилетним планам, нахождению на её территории крупных месторождений полезных ископаемых и плодородной земле, дававшей высокие урожаи риса, сои, чумизы, технических культур.
Многонациональное население, состоящее из местных маньчжур, монголов, стремительно переселявшихся китайских иммигрантов, корейцев из пограничной северной Кореи, японских переселенцев и русских эмигрантов, начало формироваться и стремительно расти в начале ХХ века после постройки КВЖД, связавшей эту малонаселённую территорию с мировыми рынками, стимулируя здесь развитие сельского хозяйства и промышленное производство. Государство Маньчжоу-го стало одной из первых экспериментальных попыток создания на захваченных Японией колониальных территориях так называемой сферы сопроцветания (красивое название для формирования японской колониальной империи). Отличительными (от колоний европейских держав) чертами были не только вывоз сырья и колониальных товаров, а и развитие на оккупированных территориях промышленности и сельского хозяйства, что было необходимо Японии для экономического обеспечения дальнейшей экспансии на Тихом океане.
Демагогия о взаимном сотрудничестве и сопроцветании народов, населяющих регион, пронизывала всю политическую и общественную жизнь Маньчжоу-го. Даже флаг государства представлял собой сочетание пяти цветов, каждый из которых символизировал определённый этнос: жёлтый (основной цвет знамени) – маньчжур; белый –монголов; синий – китайцев; красный – японцев; чёрный) – корейцев (Рис. 1). Все этносы имели представительство в организации «Кёвакай», которая представляла нечто среднее между правящей (и единственной) политической партией и парламентом.


Рис.1. Флаг Маньчжоуго

Плакаты с фигурами представительниц основных этносов, населяющих регион (китайцы, маньчжуры), любовно сплотившихся вокруг японки, символизировали (якобы) братские отношения всех народов квазигосударства (рис. 2).


Рис.2. «Интернационал» в Маньчжоу-го (плакат)

Библиографический список

1. Тёсэн тодзи сирё (Материалы по истории управления Кореей). Токио, 1970. Т. 1.
2. Мун Ындо. 1920 нёндэмал – 1930 нёндэ чотон манчибан чосон инмин ы киегып кусон квасэн хвалсантэ (Классовая структура и условия жизни корейцев Восточной Маньчжурии в конце 20 – начале 30-х гг.) // Ёкса квахак. 1967. № 1. С. 10-18.
3. Маньчжурия. Экономическое, географическое описание. Харбин, 1934. Ч. 1.
4. Шипаев В.И. Корейская буржуазия в национально-освободительном движении. М., 1966.
5. О Сэчхан. Чэман ханин ы сахвечок сильтхэ 1910-1930 (Социальное положение корейцев в Маньчжурии 1910-1930 гг.) // Пэксан хакпо. 1970. № 9. С. 130-144.
6. Ямада Гоити. Мансю ни окэру ханман конити ундо то ногё имин (Антияпонское движение в Маньчжурии и сельскохозяйственные переселенцы) // Рэкиси хёрон. 1962. № 7. С. 40-59.
7. The China Weekly Review. 1931. V. 57. № 9 (1.08.1931). P. 335-344.
8. Robert A. Scalpino, Chong-Sik Lee. The Origins of the Korean Communist Movement // The Journal of Asian Studies. 1960. V. XX. № 1. P. 20-36.