АШПИ 
Препринт
Kushnareva E.M. The Image of the «Other»: the Indigenous Population of Turkestan in the Views of Turkestan and Imperial Officials in the Second Half of the 19th — Early 20th Centuries.
Сведения об авторе. Кушнарёва Елизавета Михайловна, студентка Алтайского государственного педагогического университета. г. Барнаул.
Аннотация. В данной статье проанализирован образ коренного населения Туркестана у туркестанских чиновников через призму постколониального подхода, подразумевающего пристальное изучение колонизируемого общества и представлений о нем. Статья написана на основе опубликованных и неопубликованных источников, в которых зафиксированы оценки и рассуждения имперской и туркестанской администрации о коренном населении Туркестана. Показано, что туркестанские и имперские управленцы чаще всего называли коренное население «туземцами». На протяжении всего периода второй половины XIX — начала XX в. установки имперских чиновников по отношению к коренному населению региона кардинально не менялись. Местные жители в представлениях туркестанских и имперских чиновников показаны как чрезвычайно религиозное население, привыкшее жить под «деспотичной» властью феодальных правителей, многочисленное и враждебно настроенное в отношении «русской гражданственности». В статье доказано, что представители туркестанской администрации устои жизни коренного населения, как кочевого, так и оседлоземледельческого, рассматривали как неприемлемые, и важнейшей задачей Российской империи становилось приближение автохтонного населения к «русской гражданственности».
Ключевые слова: образ, постколониальный подход, «другой», Туркестан, коренное население, русификация.
Abstract. This article analyzes the image of the indigenous population of Turkestan among Turkestan officials through the prism of a postcolonial approach, which implies a close study of the colonized society and views about it. The article is written on the basis of published and unpublished sources, which fix the assessments and reflection of the Imperial and Turkestan administrations about the indigenous population of Turkestan. It is shown that Turkestan and Imperial administrators most often referred to the indigenous population as «natives». The attitudes of Imperial officials towards the indigenous population of the region did not change radically. The local population in the representations of Turkestan and Imperial officials are shown as an extremely religious population, accustomed to living under the «despotic» rule of feudal rulers, numerous and hostile to «Russian citizenship». The article proves that for the representatives of the Turkestan administration, the foundations of life of the indigenous population, both nomadic and settled, were unacceptable and the most important task of the Russian Empire was to bring the autochthonous population closer to «Russian citizenship».
Key words: image, postcolonial approach, «other», Turkestan, indigenous population, russification.
Образ «другого»: коренное население Туркестана в представлениях туркестанских и имперских чиновников во второй половине XIX — начале XX в.
Актуальность темы заключается в том, что традиционно процесс включения Туркестана в состав Российской империи со второй половины XIX в. рассматривается в отечественной историографии сквозь призму государственной политики переселений, экономического освоения региона, аккультурации коренного и русского населения Туркестана и др. Эти вопросы достаточно хорошо изучены и освещены в советской и постсоветской российской историографии. Характер и полнота гуманитарного сотрудничества между Россией и Узбекистаном в последнем десятилетии ставит на повестку дня новаторские темы исследования имперского прошлого на основе использования традиционных источников. К таким актуальным вопросам относится проблема репрезентации образа «другого», а именно коренного населения Туркестана, в трудах имперских и туркестанских чиновников, которые оставили разного рода источники.
В настоящее время большой исследовательский потенциал несёт постколониальный подход, одним из основоположников которого является Гаятри Чакраворти Спивак [1]. Этот подход подразумевает пересмотр привычной системы «метрополия-колония», которая существовала раньше и предусматривала превосходство метрополии над колонией, когда всё подчинялось правилам первой без права выбора для второй. В рамках постколониального подхода осознаются представления чиновников и управленцев метрополии об образе жизни коренных жителей региона и т.п. Постколониальный подход применим и к истории Туркестана как одной из «окраин» Российской империи, в различного рода документальных источниках можно увидеть отношение туркестанской и имперской администрации к коренному населению региона, их оценочные суждения, планы, связанные с изменениями жизни коренного населения Туркестана и т.п. Под образом «другого» имеется в виду представление имперских и туркестанских чиновников о коренном населении как о кардинально отличающемся от населения национального ядра Российской империи по различным основаниям: религия, культура и традиции.
Историография данной проблемы представлена различными школами, оценки которых зависели от идеологических установок. К работам раннесоветского периода относится брошюра П.Г. Галузо [2]. В подобных работах Российская империя, а также туркестанские чиновники характеризовались в негативных красках, так как акцент делался на стремлении империи и её чиновников подавить мировоззрение коренного населения. Во-вторых, можно выделить отдельные постсоветские работы центральноазиатских авторов [3], в которых политика Российской империи и деятельность туркестанских чиновников характеризуется как колонизация, т.е. только в негативном ключе. В-третьих, выделяются постсоветские российские публикации [4, 5, 6], в которых рассматриваются процессы хозяйственного освоения региона и деятельность туркестанских чиновников, стремившихся показать преимущества «русской гражданственности». В-четвёртых, выделяются современные зарубежные работы [7], в которых показывается, что Туркестан был российской колонией, в которой коренное население находилось на положении «инородцев», его старое сословное деление постепенно уничтожалось, и осуществлялись попытки уравнения всего коренного населения между собой на законодательном уровне.
Туркестан стал частью территорий Российской империи 11 июля 1867 г. по именному указу Александра II, учреждавшему Туркестанское генерал-губернаторство. Сразу же в делопроизводственной, отчётной и нарративной документации представителей Российской империи утвердилось обозначение коренного населения региона как «туземного». Свидетельством этого является отчёт по итогам сенаторской ревизии графа К.К. Палена: «ненормальность этих отношений в значительной мере коренилась в самом способе земельного устройства переселенцев, который, не имея основания в законе, конечно не мог внушать русским переселенцам особого уважения к правам туземного населения» [8, с. 342].
Первым генерал-губернатором Туркестана стал приближенный к императору Александру II К.П. фон-Кауфман. В одной из своих первых речей он отмечал следующее: «В то время, когда Ташкент и другие уездные города принадлежали ещё ханам, жизнь и имущество каждого жителя находились в руках деспотических беков, назначавшихся из числа самых близких людей к хану, следовательно таких, которые по существовавшим в Средней Азии порядкам могли безнаказанно попирать все божеские и человеческие законы. <…>. Однако, с тех пор как наши войска заняли эту страну, русские основные законы защитили сартов. Жизнь и имущество жителей завоёванных мест были обеспечены…» [9, с. 62]. В данной речи К.П. фон-Кауфмана подчёркивались преимущества, которые приносила с собой «русская гражданственность», в частности, относительное равенство населенияе и защиту его прав, при этом управленцы прежних феодальных государств обличались не иначе как «деспоты».
Основные цели и задачи российской политики в Туркестане чётко формулировались в отчёте К.П. фон-Кауфмана: «…в нынешней Ферганской области, в Задарьинских оазисах области Сыр-Дарьинской и в Зеравшанском округе задачи администрации сводятся к скорейшему устроению материального быта народа, к увеличению податных сил и средств населения и к привлечению таким путём народных симпатий в пользу нового государственного порядка, враждебного для одного лишь фанатического меньшинства туземного общества, духовной и светской туземной аристократии, не умеющих ни найтись среди новых условий, уравнивших всех в глазах власти, ни забыть недавней ещё относительно поры, когда в руках ея была вся администрация ханского времени…» [10, л. 4-5]. И таким образом первый генерал-губернатор Туркестана объявлял бывшую духовную и светскую местную аристократию врагом «русской гражданственности» в Туркестане, который мог препятствовать не только экономическому освоению территории, но и обращению всего коренного населения к русской культуре как одной из высших культур.
Кроме того, стоит подчеркнуть, что чиновники считали коренное население враждебным и настороженно относились к факту их многочисленности. К примеру, в делопроизводственной переписке туркестанского генерал-губернатора А.Б. Вревского с Министерством финансов в 1897 г. даётся следующая характеристика коренному населению: «сравнительно значительное, но рассеянное мелкими группами среди миллионов туземцев, русское население в случае возникновения каких-либо усложнений, скорее само будет нуждаться в защите военных и гражданских властей, нежели оказывать им какое-либо содействие (…). Хотя туземное население, в большинстве своём, и состоит из мирных землевладельцев, но, будучи сплошь мусульманским, оно не может считаться нам вполне дружественным по принципу» [11, л. 3-3об.]. Основным разделительным барьером в представлении имперских и туркестанских чиновников была всё-таки религия, которая автоматически относила коренное население к недружественной части всего населения Российской империи. В цитатах, взятых из отчёта К.П. фон-Кауфмана, образ «другого» характеризуется через понятие яркого фанатизма в вероисповедании исламской религии: «Сам же он (К.П. фон-Кауфман — Е.К.) в 14-ти-летнее своё управление считал своим основным принципом выдержанное, последовательное игнорирование мусульманства с его фанатическими учреждениями, усвоенное в том убеждении, что всякая иная система отношений государственной власти к мусульманской религии оказалась бы здесь в крае решительно непригодною» [9, с. 227]. Политика игнорирования была важнейшей стратегией, потому что существовала вероятность восстаний коренного населения против российской власти, например, через ту же религию: «Установившись на этой системе действий относительно мусульманской религии в крае, я, — продолжает генерал Кауфман, — не считал благоразумным принимать какие-либо меры к запрещению степного миссионерства ходжам и муллам, тем более, что управляя населением через туземную мусульманскую администрацию, местная власть и не в силах была бы сделать что-нибудь положительное в смысле искоренения пропаганды» [9, с. 228].
Необходимо также отметить, что в образе «другого» туркестанская администрация подразумевала сопротивление местных жителей социокультурному и правовому влиянию метрополии. Первый генерал-губернатор Туркестана К.П. фон-Кауфман говорил в своём обращении к жителям Ташкента: «Поймите вы свою пользу, захотите для себя добра, станете содействовать правительству, и вы будете счастливы; захотите другого, пойдёте наперекор правительственным видам, и тогда власть начнёт действовать строго и сильно» [12, с. 67], т. е. к образу «другого» относились очень негативно, поэтому представитель российской власти сразу обозначил, что если не будет мирного сотрудничества между новой властью и местным населением, то новая власть пойдёт по пути принуждения.
Стоит также обратить внимание, что чиновники оценивали коренное население Туркестана как «фанатичное» и «невежественное»: «прямое воспитательное влияние на массу туземного населения, уже возникает в крае и русская народная школа, откуда могут выйти наиболее верные и положительные орудия наши в борьбе с мусульманским фанатизмом и невежеством туземного населения, и для укрепления нравственных связей туземного общества с новым порядком и новым его отечеством» [13, с. 229].
Дипломат и военный деятель Л.Ф. Костенко дал оценочную характеристику кочевому коренному населению Туркестана: «Характер киргизов имеет все свойства несложившегося народа. Киргиз ленив и апатичен; кочевой образ жизни, бедность и недостаток потребностей не побуждают его к деятельности. <…>. Из хороших качеств киргизов следует упомянуть их переимчивость и способность к усвоению высшей цивилизации» [14, с. 41]. Можно увидеть, что чиновник приписывал кочевникам такие качества как лень и апатию, а также определял для кочевников низшую стадию развития общества и государства, соответственно, по его мнению, только влияние «высшей цивилизации» в лице Российской империи помогло бы приобщиться к совершенно другой для коренного населения Туркестана русской культуре.
Не вдаваясь в подробности, стоит отметить, что туркестанские чиновники первоначально делали ставку на хозяйства русских крестьянских переселенцев для демонстрации лучших сторон «русской гражданственности».
В 1908 г. император Николай II отправил ревизионную комиссию во главе с сенатором К.К. Паленым в Туркестан. Этот чиновник пришёл к следующему выводу: «К сожалению, однако, широким распространением земледелия ограничивается влияние, оказанное русскими селениями на киргизов. Постоянное общение с крестьянами в течение двух-трёх десятилетий нисколько не содействовало даже успехам туземцев в знании русского языка. Несмотря на тесные деловые сношения с русскими, выражающиеся между прочим в том, что во многих местностях почти все крестьянские дворы имеют киргизских годовых батраков, даже понимание туземцами русского языка распространяется чрезвычайно медленно» [8, с. 341]. Как можно заметить, К.К. Пален был разочарован умеренным характером реализации программы русификации, что, по его мнению, тормозило хозяйственное приобщение кочевников к оседлоземледельческому образу жизни.
Чиновник Н. Гаврилов, посетивший Туркестан в 1910 г. с целью изучения русской колонизации в Туркестане, отмечал другую проблему, связанную с взаимодействием русского и коренного населения: «Сами они (переселенческие чины — Е.К.) не могли вести переговоры с киргизами об уступке земли, без администрации нелегко установить земли, оставшиеся за границами утверждённых туземцам поземельно-податными учреждениями площадей» [13, с. 18], т. е. коренное население региона в представлениях чиновника сложно шло на компромиссы в земельно-податных вопросах.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что образ «другого» в представлениях имперских и туркестанских чиновников о коренном населении Туркестана во второй половине XIX — начале XX в. существовал на протяжении всего периода вхождения Туркестана в состав Российской империи. В первую очередь нужно отметить, что была обозначена дистанция между коренными жителями, которых представляли как враждебных, фанатично религиозных, невежественных и т. п., и переселенцами, а также выходцами из европейской части империи. Одной из важнейших задач чиновники определяли русификацию Туркестана, посредством которой империи было легче выполнять свою цивилизаторскую миссию, а коренному населению принять все достижения «русской гражданственности».
Биографический список
1. Spivak G.C. Other Asias. Malden, 2008.
2. Галузо П.Г. Туркестан-колония: очерк истории Туркестана от завоевания русскими до революции 1917 года. М., 1929.
3. Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане (1867-1917 гг.). Ташкент, 1997.
4. Котюкова Т.В. Окраина на особом положении… Туркестан в преддверии драмы. М., 2016.
5. Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008.
6. Цыряпкина Ю.Н. Переселенческое сообщество в Сырдарьинской области Туркестана по донесениям царской администрации начала XX в. // Известия Алтайского государственного университета. 2015. № 4-1 (88). С. 285-289.
7. Буттино М. Революция наоборот. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР. М., 2007.
8. Отчёт по ревизии Туркестанского края, произведённой по Высочайшему повелению Сенатором Гофмейстером Графом К. К. Паленом. Переселенческое дело в Туркестане. СПб., 1910.
9. Иванов А. Русская колонизация в Туркестанском крае // Русский вестник. 1890. 1 ноября. Т. 211. С. 226-244.
10. Национальный архив Республики Узбекистан. Ф. Р-2412. Оп. 1. Д. 71. Отчёт К. П. Кауфмана за период с 1867 и по 1880 гг. (без начала). Л. 4-5.
11. Национальный архив Республики Узбекистан. Ф. И-1. Оп. 17. Д. 63. Об утверждении земель за оседлым и кочевым населением, о водворении русских переселенцев и крестьян в Туркестанском крае и о представлении 3-х летней отсрочки по призыву на военную службу. Л. 3-3об.
12. Добросмыслов А.И. Ташкент в прошлом и настоящем: исторический очерк. Ташкент, 1912.
13. Гаврилов Н. Переселенческое дело в Туркестанском крае (области Сырдарьинская, Самаркандская, Ферганская): отчёт по служебной поездке в Туркестан осенью 1910 года чиновником особых поручений при Переселенческом Управлении Н. Гаврилова. СПб., 1911.
14. Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности: с картой Средней Азии. СПб., 1870.