АШПИ 
Данные об авторе. Тамарович Антон Юрьевич, студент 3 курса Иркутского государственного университета, направление «Международные отношения». Научные интересы: современные формы национализма в мире, новейшие формы европейского национализма, идеология как предмет конструирования, глобализация, мировая политика, Сингапур как явление.
Аннотация. В статье анализируется историческое развитие бельгийской государственности. Рассматриваются исторические предпосылки становления напряженности во взаимоотношениях между жителями Валлонии и Фландрии, а также современные причины стремления этих народов Бельгии к регионализму, а также способы легитимации данного движения.
К вопросу о региональных противоречиях в Бельгии
Общеизвестно, что усиление интеграционных процессов в Европейском Союзе повлекло за собой увеличение числа манифестаций регионализма на его территории. Прежде всего, это коснулось тех регионов, где почва для регионализма формировалась на протяжении многих лет. Это такие регионы, как Шотландия, Бавария, Фландрия, Страна Басков, Каталония, Северные регионы Италии и другие.
В своей работе я хочу рассмотреть ситуацию противостояния, сложившуюся вокруг регионов бельгийского государства – Фландрии и Валлонии, которые проявляют большой интерес к своей регионализации, а сепаратизм в стране достиг критического уровня, уже десятилетия вызывающий внутригосударственный дискурс, подкрепляемый действиями, о целесообразности существования государства, что и обуславливает актуальность исследуемой темы.
Регионализм же в данной статье понимается как политический курс, направленный на достижение регионального интереса. Регионализация при этом представляет собой конкретный процесс воплощения данного курса, включающий в себя совокупность средств для его реализации.
Небольшая по площади Бельгия – в какой-то степени парадоксальное государство. «Зажатая» между такими европейскими гигантами, как Франция, Германия и Великобритания, она представляет собой, с одной стороны, своеобразный центр современной Западной Европы (Брюссель как административная столица ЕС, тому подтверждение), а с другой же – зону стыка различных этнолингвистических общностей.
Бельгия – страна федеративной парламентской демократии в условиях конституционной монархии. В настоящее время на ее территории действует конституция, принятая 7 февраля 1831 года. Последние изменения в нее вносились 14 июля 1993 г., когда парламентом был одобрен пакет законов, завершивший переход от унитарного государства к федеративному государству. Данный переход был обусловлен накалившейся внутриполитической ситуацией, которую планировалось урегулировать уже на федеративных началах. Однако изменения в конституции принесли новые сложные проблемы, которые имели исторические корни и не могли быть решены лишь сменой территориального устройства страны.
О конфликте между жителями северной части Бельгии – фламандцами, и южной – валлонами, знают многие, но в чем его суть, разобраться не так просто. Так, уже при создании независимого Бельгийского государства в стране были заложены серьезные причины для сепаратизма. Ведь унитарным и единым строили государство, которое составляют этнически разнородные территории и сообщества – валлоны (франкофоны), фламандцы (нидерландофоны) и немцы [1, с. 88], государство ставшее результатом исторического компромисса первой половины XIX века, и все те проблемы, которые при унитарном устройстве страны удерживались под контролем, вырвались уже после перехода к федеративном устройстве и в данный момент почти не поддаются контролю.
Уже при основании государства, Валлонский регион стал преобладающим в стране, так как имел более развитую экономику и культуру, а также говорил на французском языке, на языке развитого и успешного соседа, что также явилось определенным преимуществом. Ввиду социально-экономического положения регионов, до середины 20 века Валлония была вынуждена фактически содержать Фландрию с помощью дотаций, обеспечивая львиную долю национального продукта страны [2]. Также, с течением времени сложилась ассимитрична система управления, при которой нидерландоязычная Фландрия была вынуждена изучать помимо своего языка еще и французский, однако доминировавшие франкоязычные валлоны вполне ограничивались своим языком. Так языковое, а также экономическое и политическое неравенство регионов стало раздражающим элементом, заложившим основание современному региональному противостоянию в Бельгии.
Приход новой волны индустриализации во второй половине XX века стал поворотным моментом в бельгийской истории, так как он ознаменовал смену акцента развития государства на Фландрию, что впоследствии вывело его в главенствующее положение стране, и дотируемой уже стала Валлония. Так как период преобладания франкоязычной Валлонии в государстве стал временем формирования у нидерландоязычного населения неприязни к унитарным рамкам государства, а также стремлению к отделению именно “от валлонцев”, то став решающим регионом в стране, Фландрия пошла по пути отмежевания, используя различные лозунги, которые изменялись в зависимости от конъюнктуры. Такая позиция смогла стать консолидирующей идеей для фламандцев, что позволило ей четко отстаивать свои интересы.
Смена главенствующего актора стала новым этапом в соперничестве между двумя регионами, в котором каждый имеет свои интересы. Так, требования Фландрии имеют серьезный экономический и лингвистический оттенок. Фламандцев возмущает то, что их экономически мощный процветающий регион вынужден продолжать субсидировать экономически отсталую Валлонию. Большую популярность имеет лозунг «Фландрия – для фламандцев», который предполагает полную независимость региона от аудита федерального правительства, который к тому же располагается на франкоязычной территории [3]. Также присутствуют не очень популярные идеи о полном разрыве связей между регионами в рамках одного государства и образование уже двух независимых стран, которые вновь войдут в ЕС.
Валлония же имеет другие задачи в этом противостоянии. Ее региональный интерес, даже на первый взгляд, состоит не в крайней степени усиления автономии в отношениях с центром, вплоть до отделения от него, а в том, чтобы продолжать оставаться составной частью единого федеративного государства. Но для презентации своего интереса, придания ему конкурентоспособности наряду с интересами Фландрии, валлонские элиты ставят перед собой цели, связанные с реализацией регионализма. Последние могут реализовываться через усиление региональных полномочий, координацию действий региональных политических институтов и партийных структур. Особое место здесь будет занимать проведение соответствующей политики идентичности.
В реализации политики идентичности элиты Валлонии делают акцент на том, что валлонский регионализм не имеет под собой национальной основы, тем самым отвергая возможность политизации этнических/национальных особенностей.
Это подтверждают исследования идентичности жителей Валлонии, говорящие о невысоком, относительного соответствующего показателя у фламандцев, уровне региональной идентификации. Так, по результатам работы испанского исследователя Л. Морено в 2004 г. к валлонам себя причисляют только 13,8 % опрошенных [4, с. 143]. Однако еще 30% опрошенных в равной степени ощущают себя валлонами и бельгийцами. Но, в условиях роста антибельгийских настроений во Фландрии, валлоны, имеющие бельгийскую идентификацию, становятся сторонниками процесса регионализации [5, с. 63].
Можно предположить, что создание гражданского сообщества без опоры на национализм было обусловлено непринятием фламандской модели регионализма, основанной на сильном национализме. Такую модель регионализации бельгийский историк П. Нора назвал «основанием нации без национализма» [6].
В связи с наличием негативной идентичности валлонов особое влияние имеет та часть политики идентичности, которая связана с формированием образа другого. В качестве «другого» бесспорно выступает Фландрия/Фламандское сообщество, что подтверждает опрос Морено по которому существует значительный процент тех жителей Валлонии, которые отмечают, что между валлонами и фламандцами существуют большие различия в менталитете и образе жизни – 61,2 % (2004г.) [4]. Фландрия характеризуется как сообщество, строящее заградительные барьеры, а ее действия в отношении остальных бельгийцев характеризуется, например, как дискриминация [4, 5]. Фландрии приписывается основная вина за неумение решить лингвистические и межнациональные проблемы страны [5, с.65]. В целом, относительно идентичности можно заметить, что для валлонов сильна так называемая негативная идентичность, т.е. большинство из них точно знают, кем они не являются.
Большой виток в противостояние внесло создание ЕС с продвигаемой ею проектом «Европы регионов», который начал воплощаться в жизнь в различных странах, в частности, в Бельгии. Бельгия превратилась в своеобразную «тестовую площадку» «европейского федерализма», реализовав на практике модель децентрализованного и «регионализированного» государства, основанного на принципе этнического и лингвистического плюрализма. Бельгийский опыт территориального реформирования выглядел достаточно привлекательно и перспективно — пока идея регионализма, подкрепленная идеологией национализма, не поставило под сомнение само существование национального государства Бельгия [8]. Хорошей иллюстрацией противоречивости проекта “Европы регионов” служит, созванная осенью 1989 года по инициативе баварского Христианско-социального союза, первая тематическая конференция «Европа регионов». Многие участники конференции высказались в пользу прямого участия Еврорегионов в процессе европейской интеграции, заявив, что «регионы – это древний краеугольный камень Европы, ибо каждый истинный европеец в первую очередь каталонец или валлонец и только затем – испанец или бельгиец» [9, p. 32], что весьма показательно для Бельгии в которой субгосударственный уровень постоянно соперничает с самим государством как структурой осмысления проблем и основой политической мобилизации [10, с. 100].
Суммируя вышесказанное можно заметить, что бельгийское государство уже с момента своего создания было обречено на трансформации из-за конкуренции между фламандской и франкоязычной общинами за доминирование в политической, экономической и этнокультурной областях, которая постепенно преобразовалась в разное видение дальнейшего развития страны у региональных элит, а также в претензии на руководство страной.
Так, Фландрия, преодолев провинциальные и местные споры о своем реальном прошлом, обрела историческое единство, которое позволило ей выразить свои запросы в виде конкретных положений, которые она, став основным актором федеративной системы Бельгии, претворяет в жизнь и ставит их как политическую повестку всего государства [10, с. 95]. Это же задало импульс развитию региональных процессов в Валлонии, где регионализм носит вынужденный характер. Региональными элитами Валлонии необходимость воплощения в жизнь идей регионализма артикулируется как способ решения существующих региональных проблем и повышения собственного статуса [5, с. 59].
В заключение стоит сказать, что пример Бельгии свидетельствует, что экономическое благополучие не является гарантом межэтнического мира [11, с. 43], а так как Бельгия – «сердце» и столица объединенной Европы, то «бельгийская модель» очень важна для будущего ЕС. Именно поэтому перспектива распада Бельгии угрожает крахом надежд для всей Европы и ведет к замедлению интеграционных процессов. Вот почему такая «мирная» форма противостояния сил в стране может привести к гораздо более серьезным последствиям, чем многолетние вооруженные восстания, например, в Стране Басков [1, с. 90].
Стоит привести еще один опрос Морена, показывающий рост числа тех, кто причисляет себя исключительно к бельгийцам. Так, если в 1995 г. исключительно бельгийцами себя считали 19,1 %, то в 2003 г. таких уже насчитывалось 42,3% [4, 144]. Данный факт позволяет говорить о том, что региональные элиты Бельгии все же воспринимают себя как бельгийцев с поправкой на региональную принадлежность. Однако нарастание кризиса провоцирует фламандских крайне правых развивать идею полной дезинтеграции, что вкупе с большой продолжительностью кризиса вызывает у населения все больший отклик.
Литература
1. Катаев Д. Всплеск этнического национализма в Европе // Власть . 2010. №6. С. 88–91
2. Ормонбеков Ж. Бельгийская модель федерализма: особенности и перспективы // Казанский федералист. 2004. № 1 (9).
3. Иванова Е.В. Формирование крайне правого движения в Бельгии / Е.В. Иванова // http://www.politex.info/content/view/407/30
4. De Winter L. Les identit?s territoriales: 25 ans d’?volution // Frognier A.-P., De Winter L., Baudewyns P. Elections: le reflux? Comportements et attitudes lors des elections en Belgique. Editions de Boech Universit?, 2007.
5. Шевцова И.К. Феномен вынужденного регионализма (случай бельгийской Валлонии) // Вестник Пермского университета Политология. 2009. Выпуск 2, стр. 59–68
6. Nora P. A propos de l’identite et de la nation francais // Les Rencontres de Petrarque. France–Culture. 9 ao?t 1995.
7. Duruisson M. «Au bout du compt, c’est discrimination, oui…» // Le Soir. 2008. №150.
8. Бирюков С. Бельгийский кризис европейского федерализма/ URL. http://www.apn.ru/publications/article18331.htm.-2007-11-12
9. Sreibl M. Bayerns Stellung in Deutschland und Europa // Deutschland-Magazin. 1991. №9.
10. Китинг М. Новый регионализм в Западной Европе // Логос. 2003. №6
11. Нефёдова А.С. География этнических конфликтов в Бельгии // Региональные исследования . 2007. № 2. С. 39–43