АШПИ 
Данные об авторе. Бородич Владимир Федорович, к.ю.н., заведующий Сектором исследования КПК и политической системы Китая Центра политических исследований и прогнозов Института Дальнего Востока Российской академии наук, государственный советник Российской Федерации 1 класса. Круг научных интересов: сравнительные исследования политических изменений в России и Китае.
Аннотация. В качестве переменных в сравнительном анализе рассматриваются такие институциональные основы государственных политик России и Китая, как институт конкуренции, институты политического устройства и идеологические институты. Делается вывод, что осуществляемая властями КНР политическая стратегия в целом получает позитивную отдачу от того, что в формирование и реализацию стратегии включен учет соответствия политических решений матричной природе страны, а политические решения стратегического характера, принятые в России 1990-е годы без должного учета институциональной природы России, поддерживают внутриполитическое напряжение и существенно ограничивают возможности руководства России развивать взаимодействие с Китаем на максимально выгодных для России условиях.
Институциональный подход к пониманию основ межцивилизационного взаимодействия: сравнительный анализ отношения к комплементарным институтам в политической стратегии России и Китая
Основные сравнения
В этой части доклада будут представлены сравнения лишь некоторых основ государственной политики, влияющих на разработку и осуществление политических стратегий. В качестве отправной точки будет принята предварительная авторская оценка политических стратегий Китая и России:
– стратегия Китая является причиной и, одновременно, ответом руководства страны на непрерывные масштабные количественные и качественные изменения всей общественной системы, растущей, прежде всего, экономически, быстро меняющейся в социальном и культурном отношении, быстро набирающей геополитическое влияние;
– стратегия России в значительно большей степени ориентирована на поиск путей повышения управляемости общественной системой, ориентированной при этом на увеличение геополитического влияния РФ, вне прямой зависимости от показателей развития.
Институт конкуренции
В соответствии с допущением принадлежности обоих сравниваемых государств к государством с институциональной матрицей Х-типа, и для Китая, и для России институт конкуренции является комплементарным. В строгой трактовке теории ИМ по С.Г. Кирдиной, этот институт обозначен как базовый в экономической сфере государств с ИМ У-типа. Однако, рискну предположить, что, в случае с этим институтом, его присутствие в экономике, благодаря жесткой взаимосвязи и взаимозависимости между институтами всех трех сфер институциональной матрицы, дублируется его присутствием и в других сферах, т.е. и в политической, и в идеологической. Выведенные С.Г. Кирдиной институты в неэкономических сферах, соответствующие конкуренции в сфере экономики, а именно, институт многопартийности и демократического большинства (как институт федеративно-субсидиарного политического устройства), и институт свободы (как институт субсидиарной идеологии) являются, по сути дела, превращенными формами того же института конкуренции.
Поскольку в докладе акцент делается на политическую, а не на экономическую составляющую, рассмотрим отношение к институту конкуренции лишь в сферах политики и идеологии. В Китае унитарное политическое устройство поддерживается базовым институтом общего собрания и единогласия. Примером может служить порядок единогласного принятия решений во время заседаний Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК – главного субъекта принятия властных политических решений. Что касается института конкуренции, то он, по мнению докладчика, практикуется как комплементарный в форме института состязательности.
Институт состязательности организационно реализован, прежде всего, в институте многопартийного сотрудничества и политических консультаций под руководством КПК. Комплементарность данного института заключается в том, что участники политического состязания не оспаривают власть, а демонстрируют субъекту власти свои достоинства, стремясь сохранить или улучшить свое положение в околовластной иерархии.
Институт состязательности политически реализован также в принципе демократического централизма, центральном организационном принципе правящей компартии Китая. Состязание в рядах КПК, в соответствии с данным принципом, не ставит под вопрос руководящую роль КПК в обществе и государстве.
Что касается отношения российской правящей элиты к институту конкуренции, то данный институт в 1990-е годы получил конституционное закрепление в качестве базового. На этой основе в идеологической сфере заявил о себе производный от института конкуренции институт политического плюрализма, он организационно реализуется в форме института многопартийности. Зарегистрированные должным образом политические партии имеют право оспаривать политическую власть. В действительности можно считать, что после выборов в Государственную Думу РФ 2007 года, в результате которых партия «Единая Россия» получила 315 мест из 450, институт политической конкуренции завершил этап трансформации в комплементарный институт политической состязательности.
Результат сравнения: комплементарный институт политической конкуренции в форме политической состязательности в Китае развивается последовательно как институт комплементарный, что соответствует Х-матричной природе политической власти. Учитывая, что в руководстве КПК функционирует институт общего собрания и единогласия, страхующий от колебаний государственной политики в зависимости от воли лидера правящей партии, как это имело место быть в годы Мао Цзэдуна, институт состязательности выступает еще одним страховочным инструментом, обеспечивающим преемственность политического курса и политическую стабильность.
В России институт политической конкуренции после выборов 2007 года в Государственную Думу из формально базового трансформируется в комплементарный. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что, в силу конституционных полномочий, главным субъектом принятия политических решений в России является Президент. Сложившаяся ситуация, когда политическая норма не соответствует нормоприменению, когда на равных сосуществуют два контура власти – явный и скрытый, является для России реальным дестабилизирующим фактором, а во внешней политике — фактором, усиливающим значение случайности и снижающим значение преемственности политического курса. Взаимодействуя с Россией на межгосударственном и региональном уровнях, китайская сторона, поэтому, действует, как правило, инвариантно и планомерно, добиваясь, в конечном счете, поставленных задач, а российская сторона действует преимущественно вариативно и ситуативно, соглашаясь, зачастую, идти на уступки.
Институты политического устройства
В полном соответствии с Х-матричной природой, Китай – унитарное государство. Институт самоуправления и субсидиарности в государственной политике используется как комплементарный, прежде всего, в форме института национальной районной автономии. Известно, что до образования КНР принципы самоопределения и федерации, наверняка с ориентацией на пример СССР, назывались в руководящих кругах КПК в качестве ее программных требований. После образования КНР принцип федерации и самоопределения был отвергнут. Подтверждением политической состоятельности методологии институциализма служит позитивная оценка решения руководства компартии Китая придерживаться унитарного политического устройства, данная российским китаеведом А.А. Москалевым, написавшим в 1999 году: «Безусловно, отказ от федеративного устройства и переход к системе районной национальной автономии явились дальновидными решениями, обеспечившими территориальную целостность Китая» [1, с. 460].
Россия имеет федеративное политическое устройство, что, с точки зрения теории ИМ, противоречит Х-матричной природе России. Фактически такое противоречие решается, де-факто, так, что при формально провозглашенном институте федерации де-факто функционирует и институт административного деления, свойственный государствам с Х-матричной природой. Институт административного деления выражается в выстроенной «вертикали власти», которая функционирует при: а) соподчиненности территориальных единиц при верховенстве Центра, б) существовании единого поля компетенции, или круга полномочий, в) действии общих принципов и единой системы организации власти во всех территориальных частях страны, г) модельной ситуации, когда вся государственная территория исходно представляет собой единый объект управления, д) выделении тех или иных территориальных единиц, прежде всего, в интересах упорядочивания единого хозяйства, е) иерархии статусов территорий и поселений [2, с. 139–140] Ни одно из описанных условий не соответствует характеру института федерации, при котором федеральная власть и власть регионов существуют как равноправные и параллельно существующие центры власти [2, с. 132].
Признак выделения тех или иных территориальных единиц в интересах упорядочивания единого хозяйства наглядно был продемонстрирован сокращением числа российских регионов с 89 до 83, к которым 18 марта 2014 г. добавились еще два, по причине, не связанной с внутренними изменениями в РФ. Причем, как и полагается в унитарном государстве, инициатива изменения административно-территориального устройства России принадлежала федеральной власти. Другой признак верховенства Центра проявил себя, когда, Указом Президента РФ от 13 мая 2000 г. №849 «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в федеральном округе» в России были образованы 7 федеральных округов. Отвечает признаку унитарного государственного устройства порядок, согласно которому Полномочный представитель Президента назначается и освобождается от должности Президентом РФ по представлению Руководителя Администрации Президента.
Фактически, признаки федеративного политического устройства если и присутствуют в теории и практике российской действительности, то на комплементарной основе, как дополнение доминантным институтам унитарного политического устройства.
Таким образом, российская политическая практика демонстрирует комплементарность официальных институтов федеративного политического устройства при, де-факто, сохранении, в качестве базовых, институтов унитарного политического устройства.
Результат сравнения: политическое устройство КНР не противоречит ее институциональной матрице, это позволяет рассчитывать на реальную возможность решения существующих в политической сфере проблем. Политическое устройство РФ фактически регулируется альтернативными, существующими – де-юре и де-факто — политико-правовыми режимами, что создает почву для политической нестабильности и, при организации межрегионального взаимодействия, расширяет китайской стороне свободу маневра.
Идеологические институты
Главной основой сравнения китайских и российских институтов в идеологической сфере докладчик считает институт государственной идеологии, который в работах С.Г. Кирдиной напрямую не рассматривается. Не ставя задачу обосновать правомерность отнесения этого института к идеологической сфере Х-матрицы, докладчик ограничится замечанием, что в предшествующей истории и Китая, и России такой институт являлся доминирующим, базовым.
Таковым он продолжает оставаться в Китае. Не отказываясь от государственной идеологии, субъект власти в КНР обеспечивает себе не только контроль над формированием единого пространства политического сознания, но и сам процесс формирования такого пространства. Это означает, что государство вместе с обществом ищет ответы на вопросы, возникающие в коллективоцентричном китайском обществе в связи с возвышением ценностей индивидуализма, прав и свобод человека, правомерности социального неравенства, то есть ценностей, прав и свобод, обусловленных расширением влияния рыночных отношений в социальной, политической и культурной сферах. Для получения ответов на актуальные для страны вопросы китайское государство выдвигает в авангард поиска научное сообщество (там комплементарные идеологические институты и ценности обсуждаются довольно широко), ограничивая свободы обсуждения острых вопросов в обществе до того, как наука предложит свои варианты приемлемых для общественного сознания ответов.
Иное положение в России. С 1990-х годов в стране официально нет государственной идеологии, т.е. формально получили право на приоритетное развитие, доминирование, базовые институты субсидиарной, У-матричной, идеологии (согласно теории С.Г. Кирдиной – это институты индивидуализма, стратификации, свобод). Это означает, что общественное, политическое, в том числе, сознание стало формироваться и контролироваться теми субъектами политики и экономики, которые за счет денежных и административных ресурсов имеют влияние на СМИ и всю сферу культуры. Вся непредсказуемость политики реформ, с отказом от следования базовым институтам во всех сферах жизнедеятельности общества, стала содержанием политической и культурной сфер социализации общества, не имевшего ни опыта, ни каналов обратного влияния на власть и капитал. В результате происходила и происходит дезинтеграция общества, увеличивается отрыв элиты от неэлитных слоев. В последние годы заметно стремление части правящей элиты возвратиться к институту государственной идеологии. При этом решение такой, и без того нелегкой, задачи осложняется тем, что в содержании новой версии государственной идеологии включаются как элементы ценностного ядра советской эпохи, реально объединявшей население СССР в советский народ, так и ценности царского периода истории России.
Результаты сравнения:
Китай. Осуществляемая властями КНР политическая стратегия в целом получает позитивную отдачу от того, что в формирование и реализацию стратегии включен учет соответствия политических решений матричной природе страны. Обращение к комплементарным институтам расширяет руководству КНР свободу стратегического маневра как внутри страны, так и за ее пределами.
Россия. Политические решения стратегического характера, принятые в 1990-е годы без должного учета институциональной природы России, поддерживают внутриполитическое напряжение и снижают управляемость страной. Ряд мер, предпринимаемых российскими властями, фактически свидетельствует о желании привести политическую систему страны в соответствие с присущей ей Х-матрицей. Фокус политических усилий направлен на пересмотр несоответствий установившегося политико-правового порядка матричной природе России. Не исключено, что на изменение стратегического поведения руководства России определенное влияние оказала современная политическая практика КНР. Складывающаяся ситуация существенно ограничивает возможности руководства России развивать взаимодействие с Китаем на максимально выгодных для России условиях.
Литература
1. Китай на пути модернизации и реформ. 1949-1999. М., 1999.
2. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск, 2001.