Гайкин В.А. Политика «защиты и покровительства» корейской диаспоры в контексте подготовки к захвату Маньчжурии Японией в 1931 г.

Данные об авторе. Гайкин Виктор Алексеевич, канд. ист. наук, ст. научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВОРАН, г. Владивосток. Научные интересы: корейская эмиграция в Восточной Азии; Россия в XXI веке.

Аннотация. Японская политика «защиты и покровительства» в отношении корейской диаспоры в Маньчжурии определялась отнюдь не филантропическими соображениями. Она являлась составной частью агрессивной политики Японии по установлению своего господства в Северо-Восточном Китае. Япония использовала лозунг «защиты корейцев» как повод для посылки войск в Маньчжурию с целью территориальной экспансии, для содержания в Маньчжурии консульств и полицейских отрядов. Присутствие корейских переселенцев в Маньчжурии стало фактором, усиливающим позиции Японии в этом регионе, давало возможность Японии оказывать давление на китайское правительство, было использовано как предлог для аннексии Маньчжурии в 1931 г.

Политика «защиты и покровительства» корейской диаспоры в контексте подготовки к захвату Маньчжурии Японией в 1931 г.

Когда число корейцев достигнет 2,5 млн. или
больше, их можно будет толкнуть на военные
действия… и под предлогом подавления
корейцев мы сможем оказать им помощь

«Меморандум Танака» [1, с. 342].

Плодородные земли долины пограничной реки Туманган на китайской стороне гораздо раньше китайцев начали заселять и осваивать корейцы. В результате к началу XX века эта китайская территория оказалась заселенной корейскими крестьянами-иммигрантами. Регион получил название Цзяньдао. На 1931 г. число жителей превысило 500 тыс. человек, из которых корейцы составили 395 847 человек [2, с. 12]. Корейские иммигранты, пройдя через Цзяньдао, селились и во внутренних районах Маньчжурии.
Во время событий 1907–1909 гг. (попытка оккупации Цзяньдао) японские колонизаторы выработали специфическую многоцелевую политику в отношении маньчжурских корейцев, состоявшую из комплекса политических, экономических и идеологических мероприятий, политику, которая в несколько видоизмененном виде претворялась в жизнь вплоть до 1931 г. и демагогически называлась «защитой и покровительством».
Политика «защиты и покровительства» определялась отнюдь не филантропическими соображениями. Она являлась составной частью агрессивной политики Японии по установлению своего господства в Северо-Восточном Китае. Во-первых, Япония использовала лозунг «защиты корейцев» как предлог для посылки войск в Маньчжурию с целью территориальной экспансии, для содержания в Маньчжурии консульства и полицейских отрядов. Присутствие корейских переселенцев в Маньчжурии стало фактором, усиливающим позиции Японии в этом регионе, расширяло зону ее влияния, давало возможность Японии оказывать давление на китайское правительство.
Другой целью политики «защиты и покровительства» было стремление Японии использовать корейских крестьян для японской сельскохозяйственной колонизации Маньчжурии. Колонизаторы стремились привлечь корейских переселенцев на свою сторону. Однако, учитывая, что японцы хозяйничали в Корее, подвергали притеснениям и эксплуатации коренных жителей и что причиной эмиграции многих корейцев была именно колониальная политика Японии в Корее, завоевать доверие переселенцев было крайне трудно.
Арендные конфликты, возникавшие между китайскими помещиками и корейскими крестьянами, Япония использовала в своих интересах, разжигая национальную рознь, оглушая корейцев демагогией фраз о заботе, сочувствии и общности интересов. Само по себе широко рекламируемое «покровительство» Японии порождало недоверие китайцев к корейской диаспоре. Частым явлением стали антикорейские выпады на страницах китайской печати, настраивающие общественное мнение против корейцев, именуемых не иначе, как «авангард японской колонизации» [1, с. 342].Обвинения были выдержаны в шовинистическом духе.
Японская газета «Манчжуриа дэйли ньюс» от 16 января 1924 г. писала: «Ввиду преследования корейцев в Маньчжурии и отношения к японцам, которое является далеко не благоприятным, токийское правительство должно взять на себя обязанность поддержания японского престижа и окончательного разрешения этого вопроса». Ненависть, питаемая китайцами к Японии и ко всему с ней связанному переносилась на корейцев. Таким образом, Япония претворяла в жизнь излюбленное правило колонизаторов «разделяй и властвуй», вбивая клин между китайским и корейским населением Маньчжурии
Третьей целью политики «защиты и покровительства» была борьба с антияпонским движением корейского населения Маньчжурии. Если японские карательные экспедиции, париодически (в 1910, 1920, 1930 гг.) вторгавшиеся в Северо Восточный Китай для расправы с борцами за независимость были кнутом, то «защита и покровительство» были пряником, которым японцы надеялись привлечь корейское население на свою сторону, создать вокруг борцов за освобождение Кореи вакуум и тем самым обречь их на поражение. С этой целью в Маньчжурии строились школы для корейских детей с преподавателями-японцами, которые рассказывали школьникам о величии Японии и о пагубности национально-освободительного движения. Корейским переселенцам оказывалась незначительная финансовая помощь, сопровождаемая пропагандистской шумихой. Цель колонизаторов состояла в том, «чтобы с минимальной суммы затрат получить максимальные политические проценты» [3, с. 177].
Цели политики «защиты и покровительства» были сформулированы в известном «меморандуме Танака». В главе «Поддержка и защита корейской эмиграции» говорилось: «С одной стороны, мы сможем использовать натурализовавшихся корейцев, чтобы скупать землю под выращивание риса. С другой стороны, мы сможем увеличить им помощь через посредство «кооперативного общества», ЮМЖД и др., чтобы они могли служить передовым отрядом нашего экономического проникновения. Их натурализацию нужно считать временной необходимостью. Когда число корейцев достигнет 2,5 млн. или больше, их можно будет толкнуть на военные действия, если в этом будет необходимость, и под предлогом подавления корейцев мы сможем оказать им помощь» [1, с. 342].
В 1930 г. маньчжурские власти опубликовали указ, призывающий китайских землевладельцев разорвать все арендные договоры с корейцами [4, с. 128]. Один из китайских журналов писал: «Сейчас корейцы очень плохи. Китайцы в Маньчжурии избегают их и отказываются иметь с ними дело (автор статьи «забыл» о китайских землевладельцах, эксплуатировавших корейских крестьян. – В.Г.). Корейцы потеряли все черты национального характера, а с ними и чувство честности и благопристойности. Под защитой японцев (экстерриториальность), которые намеренно расширяют ее в ущерб китайцам, корейцы покупают землю и уклоняются от финансовых обязательств. Совершают преступления и подлые поступки» [5, с. 851].
Апогеем японской политики «защиты и покровительства» корейцев стал известный Ванпаошаньский инцидент, ставший одним из звеньев в цепи провокаций, предворявших захват Японией Маньчжурии. В Ванпаошане, местечке в 18 милях от Чанчуня, весной 1931 г. группа корейцев арендовала участок земли для выращивания риса. Китайцы – владельцы земель, по которым корейцы рыли каналы, начали протестовать, опасаясь эрозии почвы и затопления 2 тыс. акров их земли. 3 июля 72 японских жандарма были присланы в Ванпаошань и по существу оккупировали местность.
19 сентября 1931 г. Квантунская армия начала боевые действия с целью оккупации Маньчжурии. Независимо от того, был ли Ванпаошаньский инцидент подготовлен Японией, или японские власти «воспользовались ситуацией», этот эпизод стал одним из предлогов к агрессии в Манчжурии и псевдоаргументом для оправдания оккупации. Апологет японской агрессии в Китае К. Каваками в своей книге, вышедшей в 1932 г., писал: «Сегодня в Маньчжурии почти миллион корейцев. Эти корейцы надеются, что Япония будет защищать их. Но Япония не хозяйка Маньчжурии … дипломатические представления Японии по этому вопросу, как и по многим другим, никогда не приносили плодов. Если Япония обращалась к Мукдену, ее отсылали в Нанкин, когда она обращалась в Нанкин, ее отсылали в Мукден. Если она аппелировала сразу и к тем и к другим, ответ был – ничего не знаем» [6, с. 103].
Японский журналист пытается подвести зарубежного читателя (а книга, вышедшая в Нью-Йорке на английском языке, была рассчитана именно на него) к мысли о том, что, поскольку ни Нанкинское правительство, ни мукденские власти не брaли на себя ответственность в вопросе защиты корейцев, Япония вынуждена была взять на себя решение этой задачи. А единственным радикальным решением было вооруженное вторжение. Таким образом, агрессия в Маньчжурии оправдывается желанием помочь угнетенным корейцам. Нечего и говорить о том, что высказывание автора о надежде миллиона корейцев на японское заступничество – заведомая ложь. Японские империалисты, по большому счету, были незваными «покровителями» корейских крестьян, проводившими политику непрошеной «защиты»
Ванпаошаньский инцидент (июль 1931 г.) стал своего рода кульминацией проводимой японскими агрессорами с 1907 г. политики «защиты и покровительства» корейской диаспоры в Маньчжурии, целью которой было использование корейских эмигрантов в качестве орудия и предлога для экспансии в Северо-восточном Китае. Он высветил цели и смысл этой политики, ее экспансионистскую подоплеку, как в кривом зеркале отразил суть взаимоотношений трех восточноазиатских народов в эпоху империалистических войн за передел мира. «Защищая» корейцев Япония обеспечивала себе право на вмешательство во внутренние дела Китая, на военное присутствие в Маньчжурии, на создание экономической базы в сельском хозяйстве этого региона.

Литература

1. The China Weekly Review. 1931. Vol. 57. № 9 (1.08.1931).
2. Мун Ындо. 1920 нёндэмал – 1930 нёндэ чотон манчибан чосон инмин ы киегып кусон квасэн хвалсантэ (Классовая структура и условия жизни корейцев Восточной Маньчжурии в конце 20 – начале 30-х гг.) // Ёксаквахак. 1967. №1.
3. Шипаев В.И. Корейская буржуазия в национально-освободительном движении. М., 1966.
4. О Сэчхан. Чэман ханин ы сахвечок сильтхэ 1910–1930 (Социальное положение корейцев в Маньчжурии 1910-1930 гг.) // Пэксан хакпо. Сеул, 1970. № 9.
5. Chinese Economic Journal. Shanghai. 1930. Vol. VII. № 2.
6. Kawakami K. Japan Speaks on the Sino-Japanese Crisis. N.Y., 1932.