АШПИ 
Данные об авторе. Курныкин Олег Юрьевич, к.и.н., доцент, профессор кафедры всеобщей истории и международных отношений АлтГУ, г. Барнаул. Область научных интересов: политическая история Индии, история международных отношений на Востоке, история ислама в России, политические процессы и международные отношения в Центральной Азии.
Аннотация. В статье рассматриваются концептуальное содержание понятия «сепаратизм» и его эволюция в соответствии с трансформацией системы международных отношений, выработкой международно-правовых норм и изменением политико-ценностных ориентаций. Отмечается неоднозначность и политизированность трактовок понятия, избирательный подход к оценкам конкретных сепаратистских движений. Анализируются попытки придать сепаратистским устремлениям легитимность, рациональность и политико-моральное обоснование, попытки нейтрализовать деструктивный потенциал сепаратизма.
Эволюция понятия «сепаратизм»
Актуализация сепаратистских проявлений как в массовом сознании, так и в политико-практическом воплощении стала одним из знамений современного этапа мировой истории. Сепаратизм относится к одной из самых политизированных, подчас эмоционально окрашенных исторических и политологических категорий, что затрудняет выработку беспристрастного, «академического» подхода к анализу и оценкам феномена сепаратизма в истории и тем более в современной политической практике.
Сепаратизм (от латинского separatus — отдельный), понимаемый как стремление к обособлению тех или иных социальных групп, является одним из фундаментальных свойств жизни социума с присущими последнему мозаичностью и дробностью на основе этнических, религиозных, расовых и других отличий. Это понятие вбирает в себя как разработку политических программ, содержащих концептуальное обоснование права на суверенное существование, так и действия, направленные на их реализацию. Вместе с тем сепаратизм многогранен и многообразен, что не всегда делает возможным использование сложившихся и привычных определений при анализе конкретных исторических «кейсов». Сепаратистские движения могут различаться мотивацией, степенью радикализма и методами достижения целей, различным соотношением значимости внутренних и внешних факторов. По своей направленности сепаратистские движения могут принимать формы сецессионизма (выход из состава единого государства какой-либо его части и обретение независимости) и ирредентизма (стремление к объединению с соседней страной или ее частью).
Сепаратизм порождается, как правило, комплексом внутренних и внешних причин, что не исключает актуализацию тех или иных определенных факторов в конкретных исторических обстоятельствах (межэтнические противоречия, нередко переплетающиеся с межконфессиональными, экономическое неравенство, несовпадающие идеологические ориентиры, исторические обиды, расовые отличия, поддержка сепаратистских движений извне и др.). Своеобразие сепаратистским проявлениям придают также особенности политической культуры и эмоционально-психологического склада, присущие тем или иным народам.
Исторически появление сепаратистских проявлений стало реакцией на складывание сложносоставных полиэтнических государственных формирований, приобретавших черты имперских политико-территориальных комплексов. Неслучайно наиболее распространенным стало толкование сепаратизма как стремления к отделению от более крупного государственного образования с целью создания нового суверенного государства. Стремление тех или иных меньшинств освободиться из-под власти имперского центра было исторически мотивированным и оправданным, но встречало, как правило, жесткую реакцию со стороны последнего.
Сепаратизм концептуально и политически противостоял доктрине государственного суверенитета как верховенства власти и неотчуждаемости территории государства без добровольного на то согласия самого государства. Вместе с тем, принцип «одна нация — одно государство», провозглашенный Великой Французской революцией и постепенно утверждавшийся в европейской политической практике, а также выдвинутая европейским Просвещением теория естественного права подводили теоретическую основу под «право народов на самоопределение». Сам термин «самоопределение наций» входит в политический лексикон, начиная с Берлинского конгресса 1878 г. [1, с. 10].
Вместе с тем, в период расцвета великих империй (XVIII–XIX вв.) «сепаратизм» приобрел в основном негативную коннотацию как деструктивный фактор, подрывающий принципы легитимности верховной власти и устойчивости «порядка» на мировой арене. Впрочем, применительно к империям Востока (Османской, Цинской, Империи Великих Моголов) сепаратизм трактовался как прогрессивное и заслуживающее поддержки явление и прагматично использовался западными державами для продвижения своих интересов. Как минимум, дважды на протяжении последних двух столетий сепаратизм наделялся положительным содержанием: в период формирования национальных государств в Европе на рубеже XIX–XX вв. и в связи со стремительным демонтажем колониальных империй после Второй мировой войны. При этом в обоих случаях термин «сепаратизм» заменялся понятием «национально-освободительное движение», лишенным какой-либо негативной смысловой нагрузки. Очевидно, это связано с тем, что термин «сепаратизм» вошел в политический лексикон в период доминирования государствоцентричных представлений и, соответственно, наделялся деструктивным содержанием. В советской литературе, пропитанной универсалистским пафосом неизбежной победы коммунизма в мировом масштабе, сепаратистские движения трактовались как препятствующие прогрессивному развитию человечества и даже как реакционные. Показательно отсутствие статьи о сепаратизме в советских справочных изданиях («Советском энциклопедическом словаре», «Советской исторической энциклопедии»).
Неоднозначность трактовок самого термина «сепаратизм» и его конкретно-исторических проявлений обусловлена наличием в международном праве двух трудно согласовывающихся принципов — права народов на самоопределение, предполагающего, согласно основополагающим документам ООН, «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним или установление любого другого политического статуса» [2, с. 10], и принципа территориальной целостности государства и нерушимости границ. Этот «правовой зазор» открывает возможность как для устремлений к сецессии — выходу из состава государства какой-либо его части, так и подавления сепаратистских движений во имя сохранения целостности государства. Подобная ситуация порождала избирательный, прагматический подход к сепаратистским движениям: если они ослабляли недружественные или враждебные государства, такие движения оправдывались и получали явную или негласную поддержку. В противных случаях, особенно если вставал вопрос о сохранении собственной территориальной целостности, сепаратизм наделялся негативными чертами для оправдания жестких мер по его подавлению.
Очевидно, дробление государств путем вычленения из их состава этнически однородных территориально-государственных образований имеет пределы, обусловленные не столько концептуальными, сколько прагматическими соображениями обеспечения жизнеспособности вновь возникающих государств. Таким образом, реалии не допускают абсолютизации принципа самоопределения народов как ценностной и правовой нормы. Попыткой выхода из сложившейся политико-правовой коллизии является идея о различении «внешнего» и «внутреннего» самоопределения, сформулированная в Пактах о социальных, экономических, гражданских и политических правах человека, принятых ООН в 1966 г.: внешнее самоопределение, предусматривающее предоставление полной независимости территории или народу, допустимо и оправдано в случае массового и систематического нарушения прав того или иного сообщества; внутреннее (при определенных условиях более предпочтительный вариант) — предполагает предоставление той или иной степени автономии в рамках федерации или конфедерации при гарантированной свободе волеизъявления.
В документах ООН заметно стремление избежать возможной дестабилизации мирового порядка в результате безусловной реализации права народов на самоопределение. В Декларации о принципах международного права, принятой Генассамблеей ООН в 1970 г., наряду с подтверждением права на «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним», а также обязательства воздерживаться от насильственных действий, лишающих народы их права на самоопределение, свободу и независимость, подчеркивалось, что ничто в пунктах Декларации не должно истолковываться «как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств» при условии, что их правительства представляют без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории [3].
Заметные концептуальные подвижки в трактовке сепаратизма наблюдаются в конце ХХ — начале XXI в., что связано с качественным изменением международно-правовой среды под влиянием процессов глобализации, размывания прежней государствоцентричной парадигмы, акцентированием внимания к правам человека. В этих условиях привычные и, казалось бы, отрефлексированные в научной литературе явления, процессы и отражающие их категории нередко обретают новое наполнение, оборачиваются новыми гранями. При этом осмысление новых реалий подчас не поспевает за динамизмом перемен.
Актуализация сепаратистской проблематики в современных условиях обусловлена, как представляется, двумя долговременными и фундаментальными тенденциями — новым всплеском национального самосознания (мы не затрагиваем дискуссии о содержании понятий «этнос», «этничность», «нация» и т.д., разворачивающиеся среди этнологов, историков, политологов, и лишь констатируем возрастающую значимость «национальной идеи» в современных политических процессах) и, во-вторых, правозащитным дискурсом, оказывающим заметное влияние на международно-правовую сферу и мотивацию при принятии решений в рамках ООН или региональных структур. Таким образом, формируется политический и международно-правовой фон, благоприятствующий выдвижению проблематики защиты прав и интересов меньшинств, в том числе права на самоопределение.
Преодолению исторически сложившегося негативного восприятия сепаратизма способствуют также усложнение и известная демократизация структуры современного миропорядка, проявляющаяся, в частности, в росте числа акторов международных отношений (около 200 государств, НПО, ТНК, наднациональные и трансграничные образования и т.д.). В этих условиях даже для относительно немногочисленных социальных групп появляются дополнительные возможности заявить о своей «особости» и своих правах и, что принципиально важно, возрастают шансы быть услышанными. Вместе с тем в политических кругах и среди экспертного сообщества по-прежнему распространено, а в отдельных случаях даже актуализируется, настороженное отношение к сепаратизму, особенно в государствах, подверженных угрозе территориального отделения регионов.
Следует признать, что идея самостоятельного национального существования в значительной степени иррациональна в том смысле, что рациональные мотивы (трезвый учет «плюсов» и «минусов» отделения от более крупного государственного образования), как правило, отодвигаются на задний план, не в состоянии конкурировать с «пламенными» призывами к свободе и независимости. Выходом из этой ситуации, попыткой придать большую рациональность сепаратистским устремлениям является акцентирование на этических и процедурных аспектах сепаратизма в современных условиях.
Попыткой «встроить» сепаратизм в современные реалии, легитимировать его, придав ему моральное и политическое обоснование, являются идеи об этике сепаратизма, продвигаемые, в частности, американским политологом Дж. Соренсом [4]. Правительства, по его мнению, не должны препятствовать обсуждению и выражению воли населения тех или иных регионов к самостоятельному существованию. Важно, чтобы сепаратисты добивались своих целей мирным, конституционным путем, а обязанностью правительств является создание для этого соответствующих политико-правовых условий. Готовность властных структур к диалогу со сторонниками отделения снижает, по представлениям Дж. Соренса, вероятность вмешательства извне в конфликт. В трактовке американского политолога, праву на отделение придается универсальный характер, ограниченный лишь процедурными нормами. Ближе всего к этому идеалу подошла Великобритания, обеспечившая населению Северной Ирландии и Шотландии право на свободное и неоднократное волеизъявление.
Процедурные моменты, приобретающие при таком подходе самостоятельное или даже самодовлеющее значение, предполагают сравнительно длительный процесс выявления мнений и его формализацию с тем, чтобы создать условия для общественных дискуссий и снизить накал эмоциональности при решении судьбоносных решений. Кроме того, расширяется арсенал методов выявления мнений и предлагаются альтернативные пути решения национального вопроса, помимо отделения (предоставление или расширение автономии в рамках федералистской или конфедералистской модели государственности, перераспределение финансовых или материальных ресурсов в пользу сепаратистски настроенных регионов, расширение возможностей для установления международных связей — субъектности в международных отношениях, социокультурная интеграция «инаковых» этно-конфессиональных общин и т.д.).
Крайне сложно отделить теоретический и политический аспекты проблемы сепаратизма. Многочисленные публикации по тематике сепаратизма (в том числе, представленные на данной интернет-конференции) свидетельствуют о том, что наиболее уязвимыми для критики являются попытки обоснования конкретными историческими примерами тех или иных, нередко действительно новаторских, концептуальных построений или суждений. Переход от теоретических рассуждений по поводу оправданных или неоправданных сепаратистских устремлений к подтверждениям из реальной политической практики нередко выявляет избирательность, ангажированность авторского подхода (будь то примеры с Косово, Тибетом, Нагорным Карабахом, Крымом и т.д.). Сепаратизм, возможно, как никакое другое явление в международных отношениях, дает основания для упреков в проведении политики «двойных стандартов». Некоторые эксперты даже прогнозируют активное использование сепаратизма как геополитического оружия в борьбе с конкурентами на мировой арене [5].
Таким образом, сепаратизм в современных условиях остается значимым фактором, влияющим на конфигурацию и безопасность существующего миропорядка. Сепаратизм на рубеже ХХ–XXI вв. приобрел новое дыхание, стал более многообразным с точки зрения программных установок, форм, методов достижения целей. Отношение к сепаратизму как политическому феномену остается весьма неоднозначным и политизированным, вместе с тем предпринимаются попытки вписать его в международно-правовой контекст, придав ему черты легитимности, умеренности и предсказуемости. Очевидно и то, что сепаратизм в его конкретных проявлениях останется поприщем идейно-политических баталий и эмоционально окрашенных дискуссий, затрудняющих выработку универсального modus operandi при разрешении конфликтных ситуаций, порожденных стремлением к самоопределению.
Литература
1. Язькова А.А. Сепаратизм в контексте международного права // Сепаратизм в контексте политической жизни современной Европы. М., 2015.
2. Международное право в документах. М., 1982.
3. Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных наций // Организация Объединенных Наций. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/intlaw_principles
4. «Задача правительства — строить дороги, а не национальный дух». Политолог Джейсон Соренс — о праве народов на независимость // Meduza. 19 марта 2016 г. URL: https://meduza.io/feature/2016/03/18/zadacha-pravitelstva-stroit-dorogi-a-ne-natsionalnyy-duh
5. Сизов С.Г. Этнический сепаратизм в геополитическом противоборстве в конце XX — начале XXI в. // Наука о человеке: гуманитарные исследования: научный журнал. 2013. № 2 (12). С. 17–24. URL: http://elibrary.ru/download/15278603.pdf
6. Пузаков А.В. Противодействие сепаратизму: мировой опыт и методы // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2013. № 12. Ч. 3. С. 169–172. URL: http://www.gramota.net/materials/3/2013/12-3/38.html