Фоменко С.В. «Мягкая сила» и имидж Германии 1933–1939 гг. с позиций концепции Джозефа Ная-младшего и ее критиков

Сведения об авторе. Фоменко Светлана Владимировна, профессор, д.и.н., профессор кафедры всеобщей истории Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского. Область научных интересов: новейшая история Великобритании и других стран Европы, международные отношения 1930-х гг.

Аннотация. Автор стремится показать, что явление «мягкой силы» — в широком и в узком понимании этого термина — не ново. Гитлеровский рейх добивался достижения своих внешнеполитических целей не только с помощью силы или подкупа, но и за счет привлекательности некоторых сторон своей действительности для части европейцев. Эта привлекательность, бывшая чаще всего мнимой, многократно усиливались нацистской пропагандой, создававшей благоприятный имидж Германии и, наоборот, отвратительный имидж ее «контрагентов».

«Мягкая сила» и имидж Германии 1933–1939 гг. с позиций концепции Джозефа Ная-младшего и ее критиков

Прошлое знает не так уж много примеров использования «мягкой силы». Но их найти можно. Вопреки бытующим представлениям, к «soft power» широко прибегал в период своего канцлерства даже Адольф Гитлер — независимо от того, какое значение вкладывается в данное понятие.
Как известно, согласно концепции «мягкой силы» Дж. С. Ная, «soft power» — это некий ресурс, состояние, открывающее перед обладающим им «привлекательным» государством возможность самых разнообразных действий. При этом гарвардский профессор, который осмысливал в основном опыт абсолютного доминирования США в мире конца ХХ в., полагал, судя по всему, что «мягкая сила» возникает в результате кропотливого труда многих поколений, руками которых создается своего рода «Божий град на холме».
Но Третий рейх А. Гитлера обзаводился «мягкой силой» с поразительной быстротой. Развертывание в нем крупномасштабных общественных работ и ликвидация в основном на этой основе шестимиллионной безработицы, выход из кризиса промышленности и сельского хозяйства (пусть и за счет начинавшейся милитаризации производства, о которой пока еще мало кто задумывался), активная социальная политика государства, дополняемая системой рабоче-предпринимательского сотрудничества на производстве и в рамках Немецкого трудового фронта, развитие туризма и спорта, которое сопровождалось заметным улучшением физического состояния немецкой нации, и многое другое превращали нацистский рейх в объект, достойный подражания. После посещения Германии известный британский либерал Ллойд Джордж назвал Гитлера в 1936 г. величайшим политиком. В том же году «сам» Парламент направил в рейх делегацию для ознакомления с возникшей там системой организации свободного времени трудящихся и принял затем по ее рекомендации первый в истории Британии закон о физической подготовке и активном отдыхе населения.
Факт почти бескровного завоевания гитлеровцами зарубежной нам Европы невозможно объяснить одним лишь неблагоприятным «соотношением сил» покоряемых стран с Третьим рейхом или предательством правящих элит. Когда Германия вступит на путь экспансии, ее возросшая экономическая, военная, демографическая мощь будет оказывать влияние на европейцев уже самим фактом своего существования, порождая согласие многих обществ либо на «протекцию» со стороны рейха, либо даже на оккупацию им своей территории.
Огромную роль в мирном захвате континента сыграл и созданный гитлеровцами образ Германии в качестве народного и миролюбивого государства.
Упор на надклассовый характер рейха нацисты делали, конечно, в основном во внутриполитической пропаганде. Но Луи Арагон описывал (пусть и исключительно в художественной форме) такой случай, произошедший на севере Франции в мае 1940 г., когда под воздействием вторжения немцев начался массовый исход бельгийского и французского населения на юг. (Перед капитуляцией Франции 22 июня 1940 г. в районе южнее Парижа окажется, по некоторым оценкам, до семи млн. беженцев, лежавших часто «на обочинах дорог или на опушках леса, умирая от голода, — без пищи, без воды, без крова» [1, с. 353]).
Чтобы решить возникшую проблему, заставить людей вернуться домой, «сытые, чистые, не усталые» гитлеровцы развернули соответствующую пропаганду. Один немец ораторствовал: «Не надо бояться, мы воюем не с французским народом… — по его произношению ясно было, что говорит немец. — Мы воюем не с французским народом, мы воюем с капиталисмус… Мы зоциалисты … наш народ живет с фюрер благополучно, понимаете? Мы воюем с вашим капиталисмус, с Фланден, Рейно, Черчилль… — Он несколько раз повторил эти три имени (французских и английского руководителей). … Мы не завоеватели! Kein Imperialismus! … Это освободительная война…!» [2, с. 463].
И все же внешняя пропаганда нацистов отличалась от внутренней, оказавшись замкнутой в основном на идее миролюбия Третьего рейха.
Адольф Гитлер прекрасно понимал, насколько обеспокоена Европа его приходом к власти, ведь с внешнеполитическими идеями нацистов, изложенными ими в ходе тысяч публичных выступлений в период борьбы за власть, европейцы были знакомы. Требовалось спутать карты потенциальных жертв и противников рейха. И Гитлер стал их путать заявлениями о мире. Ближайшему своему окружению фюрер как-то сказал: несколько лет «придется поддерживать состояние своего рода «гражданского мира» с европейскими державами, все бряцание оружием националистических кругов сейчас неуместно» [3, с. 347].
Уже в первом воззвании правительства Гитлера к германской нации от 1 февраля 1933 г. цели его внешней политики определялись довольно туманно — двумя расплывчатыми фразами: об «утверждении права (Германии) на жизнь» и «восстановлении свободы» (опять-таки, конечно, Германии). Фразы сопровождались тезисом о равноправии как инструменте мира. Так стал создаваться имидж нацистского государства в качестве чуть ли не главного борца за мир, на создание которого наряду с прочим оказывались направлены и знаменитые ежегодные «мирные речи» фюрера, произносимые публично обычно в мае.
Самая умная и изощренная из всех этих «мирных речей» Гитлера прозвучала в рейхстаге 21 мая 1935 г. под влиянием известия о произошедшем сплочении противников рейха. (2 и 16 мая были подписаны франко-советский и советско-чехословацкий договоры о взаимной помощи).
Излучая спокойствие, терпимость и умиротворение, Гитлер говорил, что война бессмысленна, война бесполезна; она, в конце концов, ужасна: «Кровь, лившаяся на Европейском континенте в течение трех последних столетий, не привела к каким бы то ни было национальным изменениям. … Если бы лишь часть жертв была принесена этими государствами во имя более высоких целей, успех был бы значительнее и долговечнее». Поэтому, заявил Гитлер, «Германия и не мыслит завоевывать другие народы […] Национал-социалистическая Германия не хочет войны в силу своих убеждений. И еще она не хочет войны потому, что прекрасно понимает: война не избавит Европу от страданий. В любой войне погибает цвет нации — Германии нужен мир, она жаждет мира!».
«Рейх, — говорил фюрер, — торжественно признает границы Франции … и гарантирует их соблюдение… Таким образом, мы отказываемся от наших притязаний на Эльзас и Лотарингию — земли, из-за которых между нами велись две великие войны». Забыв прошлое, напоминал Гитлер, Германия уже заключила в январе 1934 г. пакт о ненападении с Польшей и будет «соблюдать его неукоснительно… Мы считаем Польшу родиной великого народа с высоким национальным самосознанием». Рейх также «не имеет намерений вмешиваться во внутренние дела Австрии, аннексировать Австрию или присоединять ее».
Постоянно возвращаясь к той мысли, что «Германии нужен мир, она жаждет мира», Гитлер выдвинул 13 конкретных предложений, «способных помочь сохранению мира». Заявив: пока Лига Наций не отменит Версальский договор, Германия не сможет вернуться на Женевскую конференцию по разоружению и в Лигу (откуда она ушла 14 октября 1933 г.), Гитлер в то же время объявил: когда это произойдет и будет признано равенство всех, Германия присоединится к Лиге наций. Тем не менее, и сейчас, находясь вне этой организации, пообещал он, Германия будет неукоснительно соблюдать невоенные положения Версальского договора, «включая территориальные». Гитлер также поклялся: Германия будет стоять на позициях демилитаризации Рейнской области, она готова в «любое время» присоединиться к системе коллективной безопасности и пойти на «любые ограничения, которые ведут к отмене тяжелого вооружения, особенно наступательного характера, таких, как тяжелая артиллерия и тяжелые танки». В конце же гитлеровского выступления прозвучало: «Если кто-нибудь зажжет в Европе огонь войны, значит, он хочет хаоса. Мы, тем не менее, живем с твердой уверенностью в том, что наше время будет ознаменовано возрождением Запада, а не его упадком. Германия могла бы внести в это дело бессмертный вклад, она на это надеется и непоколебимо в это верит» [4, с. 312–313].
Судя по прессе тех дней, этими сладкими словами Гитлера о свободе, мудрости и примирении многие в Европе просто упивались. Поэтому в чем-то можно согласиться с теми авторами, которые говорят: одной из причин британской политики умиротворения рейха явилось то, что Гитлер смог составить о себе и рейхе представление как о сторонниках мира.
Широко используя «мягкую силу», реализуемую на элитном уровне преимущественно с помощью дипломатии, а на массовом — за счет пропаганды, гитлеровцы не просто создавали положительный образ рейха. Параллельно они формировали и крайне отрицательный облик своих противников/врагов.
Вот только один пример. После того, как 26 марта 1939 г. польское правительство отвергло гитлеровское предложение о включении свободного города Данцига в состав рейха и о строительстве через Польский коридор экстерриториальных немецких дорог, связывающих Восточную Пруссию с остальной Германией, 3 апреля появилась секретная директива для действий вооруженных сил Германии на период 1939–1940 гг. Одной из трех ее частей являлся план военных действий против Польши — «план Вайс (Вейс)», по поводу которого в директиве говорилось: разработка плана «должна проходить таким образом, чтобы осуществление операции было возможно в любое время, начиная с 1 сентября 1939 г.» [5, с. 356]. И сразу же началась разработка планов психологической и экономической войны против Польши (с использованием в документах обоих этих понятий: «психологическая война» и «экономическая война»).
2 мая советник министра иностранных дел рейха фон Клейст доверительно говорил одному германскому журналисту: «В настоящее время подбирается материал для пропагандистской атаки против Польши. На первом плане — следующие темы: под девизом “Польша — второе (после Чехословакии) мозаичное государство” следует заклеймить роковую политику террора, осуществляемую Польшей в национальном вопросе; под девизом „Польша — государство реакции и упадка“ будут показаны нищета польских крестьян, культурная отсталость страны, феодальный способ ведения хозяйства, ведущий к упадку, и голодное прозябание польского населения; под девизом „Паразиты у власти“ будет показано разложение господствующей в Польше верхушки, продажность польских руководителей, их декадентство и классовая оторванность от широких масс. Разрабатываются и другие, подобные этим темы» с целью «воздействовать на мировую общественность и польское население» [5, с. 420–421].
Советник германского посольства в Варшаве фон Шелиа 7 мая подтверждал: с большим размахом в Берлине запланирована подрывная пропагандистская кампания через прессу и радио, в которой «будут играть определенную роль преступления на сексуальной почве и обогащение руководящих деятелей Польши, а также эксплуатация крестьян и рабочих господствующим режимом» [5, с. 434]). Разработанные планы стали немедленно претворяться в жизнь, подтверждая, что за истекшие 75 лет методы идеологической войны особых изменений не претерпели.
Приписывая Польше и ее руководству самые смертные грехи, нацистская пропаганда продолжала трудиться над формированием исключительно позитивного имиджа рейха, в том числе и путем изображения его в качестве принципиального противника принуждения и войны. В оккупированной Польше будет распространяться листовка «Мир на Земле». В Данию и Норвегию гитлеровцы вступят под предлогом их спасения от нависшей угрозы вторжения англо-французских войск.
Иллюзии населения оккупированных стран по поводу своего будущего разжигались самыми разнообразными способами. Как только 14 июня 1940 г. французское правительство объявило Париж «открытым городом», в него вступили гитлеровские войска, уже 18 июня американский корреспондент обнаружил в Париже «что-то вроде открытого братания между немецкими солдатами и местными жителями»: введенные в город солдаты были, кажется, австрийцами, «они хорошо воспитаны и немного говорят по-французски. Большинство немецких военных ведут себя как наивные туристы, и это приятный сюрприз для парижан. Это покажется смешным, но у каждого немецкого солдата в руках фотоаппарат». У. Ширер видел их тысячами, «фотографирующих Нотр-Дам, Триумфальную арку, Дом инвалидов. Тысячи немецких солдат толпятся у могилы Неизвестного солдата, где под аркой до сих пор горит огонь. Они обнажают свои блондинистые головы и стоят там, созерцая» [1, с. 349]. Такого рода тщательно продуманная фюрерами «цивилизованной нации» политика, подкрепляемая соответствующей пропагандой, вплоть до осени 1942 г. являлась чуть ли не главным препятствием на пути развертывания движения Сопротивления во Франции — как, впрочем, и в ряде других государств.
Имидж нации/государства можно рассматривать в качестве одного из компонентов «мягкой силы», можно, наоборот, считать, что именно «мягкая сила» является инструментом построения имиджа, и т.д. [6, с. 29]. Но главное — в ином: как свидетельствует история, привлекательный имидж общества многократно облегчает ему решение национально-государственных задач, а поэтому государства с солидным запасом «мягкой силы» стремятся закрепить такого рода имидж исключительно за собой. Особенно это заметно сегодня в условиях информационно-пропагандистского противостояния стран, когда возможное в принципе достаточно быстрое улучшение/ухудшение имиджа того или иного государства (вслед за улучшением/ухудшением в нем объективного положения дел) блокируется — и блокируется в основном с помощью пропаганды.
Согласно Дж. Наю, мы не имеем права считать пропаганду фактором «мягкой силы», поскольку та не является ни поведением, ни деятельностью, хотя эффект «мягкой силы» проявляется именно в действиях — пусть и не ее обладателя, а субъекта, подвергающегося воздействию). Но за период с 1990 г. «мягкая сила» в ряде обществ оказалась наделена иным смыслом — не тем, что вкладывал в него Дж. Най. Тот прямо пожаловался в 2006 г. на страницах журнала «Форин полиси», что в России и Китае его термин понимают неправильно.
Отталкиваясь прежде всего от событий новейшей истории, россияне, действительно, находят огромный пласт явлений, которые по праву могут считаться важнейшим источником «мягкой силы». В первую очередь, речь идет об активной манипуляции сознанием собственного и чужого населения, об идеологических диверсиях, информационно-психологических войнах и других не вполне «мягких» средствах воздействия на противника или — по терминологии Дж. Ная и его последователей — на «контрагента».
Такого рода подход, на наш взгляд, вполне обоснован, тем более, что и сам Дж. Най, выделявший три главных компонента «мягкой силы»: культуру, политическую идеологию и внешнюю политику — со временем при характеристике явления усилил акцент на действии, назвав в работе 2011 г. обнаруженную им «мягкую силу» «танцем, для которого нужны партнеры» [7, с. 562]. Танца же, как известно, не получится, если двигаться будет только «контрагент».

Литература

1. Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента [1941] / Пер. с англ. Л.А. Игоревского. М., 2002.
2. Арагон Л. Коммунисты. Роман. Т. 2 [1951]. М., 1957.
3. Фест Й. Гитлер. Биография. Т. 2 [1973] / Пер. с нем. под ред. С.З. Случа и П.Ю. Рахшмира. Пермь, 1993.
4. Ширер У. Взлет и падение Третьего рейха [1960]. М., 2003.
5. Год кризиса, 1938–1939. Документы и материалы. В 2 т. Т. 1. 29 сентября 1938 г. — 31 мая 1939 г. М., 1990.
6. Леонова О.Г. Мягкая сила — ресурс внешней политики государства // Обозреватель-Observer. 2013. № 4. С. 27–40.
7. Алексеева Т.А. Современная политическая мысль (ХХ–ХХI вв.). Политическая теория и международные отношения. М., 2016.

Комментарии 1

  • Нельзя не согласиться с исходным методологическим тезисом автора о возможностях использования категории «мягкая сила» в ретроспективном анализе. Однако, если исходить из наевского понимания природы «мс»:эффект воздействия — в добровольном признании преимущества, привлекательности, то важный аспект исследования — ответная реакция и ее релевантное (на источниках)описание, как минимум, и анализ, в идеале. Актуальный, вытекающий из контекста доклада, но не получивший, на наш взгляд, освещения вопрос о реакции политической элиты, общественного мнения и др. европейских стран на пропаганду, продвижение «миролюбивого» имиджа Третьего рейха.Какое место в ресурсах «мс» занимал блеф как признанный метод гитлеровской дипломатии?