Козулин В.Н. Культурная идентичность России: новый взгляд на западничество и почвенничество

Споры о культурной идентификации России, широко известные под именем «западничества и славянофильства», длятся уже не один век. Для современной России, находящейся в поиске новой национальной идеи, эти споры вновь становятся актуальными. Попробуем и мы внести свою маленькую лепту в этот необходимый процесс формирования национальной идеи России и обретения ей новой культурной идентичности. Для этого нам придется по-новому взглянуть на так называемых западников и почвенников (славянофилов) русской общественной мысли.

Приведем интересное мнение современного русского философа В.К. Кантора, высказанное им в статье «Русский европеец как задача России» в самом первом номере журнала «Вестник Европы» после его очередного «возобновления» (№1 за 2001 г.). Этот философ понимает «европейскость» как некий культурно-этический идеал, к которому стремятся все европейские и не только европейские, а вообще цивилизованные народы. Европеизация для него – своего рода модернизация под эгидой почти мистического европейского гуманизма и либерализма. В своем понимании «европейскости В.К. Кантор отталкивается от тезиса известного философа В.С. Соловьева, который утверждал, что европеец есть понятие не географическое, а культурно-этическое, «с определенным содержанием и с расширяющимся объемом». Русская идентичность, по мнению В.К. Кантора, это уже давно, то есть исторически, европейская идентичность.

В.К. Кантор разделяет понятия «русский западник» и «русский европеец». Русские «западники» были очень близки к славянофилам. Многие славянофилы (особенно отчетливо это выражено у А.С. Хомякова), как и западники, идеализировали и романтизировали «старый Запад», т.е. старую, историческую Европу, «страну святых чудес», по словам А.С. Хомякова. Им не нравилась новая Европа, и они мечтали, чтобы Россия сделала то, что не смогла сделать Европа, исполнила бы истинные высшие идеи Европы. То есть получалось, что Россия лучше, чем Европа, и Европе предстоит в дальнейшем равняться на Россию. В этих идеях, на самом деле, мало почвеннического, напротив, они лишают Россию всякой самобытности. Россия в таких концепциях является только правильным транслятором чужих, инородных идей.

Венцом подобного рода концепций можно считать большевизм, особенно сталинского разлива, в котором как раз причудливо сочетались и западничество, и почвенничество. С одной стороны, большевики искореняли национальное русское, внедряя западные институты и марксистские ценности, с другой стороны, они же объявили главным врагом Страны Советов разлагающийся капиталистический Запад. Россия в историософской концепции большевиков превратилась в тот маяк, на который должен ориентироваться Запад, в наиболее передовую часть именно западной цивилизации. Россия превосходила Европу в этой теории. Несомненно, эта мессианская, учительская позиция в отношении Запада в своих истоках восходит к русскому византинофильству и идее «Москва – Третий Рим».

Итак, западничество и почвенничество, по справедливому мнению В.К. Кантора, едины в том, что признают Россию иной, чем Запад, и тем самым вытесняют ее за пределы общеевропейской истории. Русские европейцы – это, по мнению философа, совсем другое. Русские европейцы – это те, кто вовсе не отделяют Россию от Запада, смотрят на Запад не извне, со стороны, а изнутри, глазами европейца. Из анализа сущности «русского европейца» В.К. Кантора можно сделать вывод, что «русские европейцы» – большие почвенники, чем славянофилы.

Примечательно, что очень сходные мысли об истинном смысле русского «псевдопочвенничества» высказывал в том же журнале «Вестник Европы», только еще сто лет тому назад, известный русский публицист того времени Г.А. Евреинов, в статье «Самобытность и отсталость» (Вестник Европы, 1904, N 2). Г.А. Евреинов отмечал, что истинное славянофильство или, точнее, русофильство необходимо отделять от элементарного ретроградства, под которым оно часто маскируется. А ретроградство – это, как известно, стремление вернуть старые порядки. В свое время под славянофильством маскировался, по словам Г.А. Евреинова, «атавизм крепостничества», а в наше время, могли бы мы добавить к его словам, «под псевдопочвенничеством» зачастую маскируется ретроградная идеология отечественных коммунистов и иже с ними.

Особенно ценными у Г.А. Евреинова нам представляются мысли об истинном патриотизме, связанные у него с концепцией формирования новой именно европейской русской идентичности (одно другому здесь не противоречит). Г.А. Евреинов говорит, что «настоящий патриот не должен закрывать глаз на недостатки и несовершенства своего отечества, он ими болеет, он негодует, страстно желает их изменения», тогда как «крайний националист старается их не видеть». Чтобы обеспечить России благополучное развитие, нужно, по мнению Г.А. Евреинова, уметь находить в истории такие национальные начала, которые годились бы для прогрессивного развития, уметь отцедить их «от татарской дикости и византийского мертвящего догматизма».

Разве не патриотична и не националистична в самом лучшем смысле слова такая позиция Г.А. Евреинова? И что же могут противопоставить представители иного лагеря русской историософии, те, за кем, собственно, исторически закрепились имена славянофилов, почвенников, патриотов?

В большинстве своем они противопоставляют этому мистическую идею византинизма русской государственности и культуры, в частности, имперскую идею, пришедшую именно из Византии. Конечно, византийское влияние на русскую культуру было очень сильным и в значительной степени благотворным. Но к этому вопросу необходимо подходить исторически.

Дело в том, что в разные исторические периоды и в разных жизненных аспектах Византия играла различную роль по отношению к России. Если в период Древней Киевской Руси византийское влияние было, на наш взгляд, в большей степени положительным (хотя в историографии и это спорно), то в отношении ее влияния на Московскую Русь оценки уже не могут быть столь неоднозначны. Прежде всего, влияние Византии в этот период видят в появлении известной доктрины «Москва – Третий Рим», в которой утверждается, что Москва – продолжатель дела Римской и Византийской империй и последний в истории хранитель истинного христианства-православия.

Впоследствии именно эта «теория» стала знаменем русского национализма и имперскости, а также мессианства, которые оказались очень живучими в отечественной истории и даже в советское время существовали, только под другой идеологической оболочкой. Этот национализм и имперскость, как становится понятным сейчас, являются врагами модернизации и европеизации народов. Точно также идея германского рейха, этого наследства средневековой Священной Римской империи, не просто тормозила «европеизацию» Германии, но и имела для немцев и для всего мира катастрофические последствия в XX в. Современные немцы отказались от этой «немецкой идеи» и нашли свою новую культурную идентичность в рамках единой Европы. А вот Россия еще никак не может преодолеть это средневековое наследство. Даже во многих современных националистических изданиях русскую национальную идею по-прежнему связывают с Византией (византийское православие, византийская соборность, византийское самодержавие). Эту полную чужеродность русской идеи многие националисты-славянофилы объясняли тем, что Русь до усвоения византийского православия была абсолютно девственной почвой и поэтому жадно впитала все чужое, византийское, не имея ничего своего.

Но разве такая позиция патриотична, ведь русская культура и «русская идея» представляются всего лишь отростком, наследником Византии? Не есть ли это просто подмена Руси или России Византией? Неужели у нас не могло выработаться собственной национальной идеи, не копирующей византийскую? Неужели на Руси возможен не только экспорт государства (как было во времена призвания варягов), но и экспорт национальной идеи? При этом ведь тех, кто говорит об экспорте государства, у нас зачастую клеймят антипатриотами, а те, кто проповедуют экспорт национальной идеи, почему-то наоборот слывут почвенниками и патриотами. Не странно ли это? Что остается делать в таком случае так называемым русским европейцам? Им остается все же (и это очень важно) поставить мнимым почвенникам на вид собственно-русские, чисто национальные особенности и иные тенденции политического и общественного развития, отличные от византийской автократии. Хотя бы тот же Новгород и Галич – эти очень демократичные типично-европейские политические образования Руси.

Итак, если посмотреть с такой точки зрения на славянофильство, становится удивительным, почему оно именно так называется, а, скажем, не «византинофильство»? Ведь и вправду, многих русских славянофилов и националистов привлекал и привлекает в России вовсе не славянский элемент (хотя, справедливости ради, следует сказать, что в последнее время появляются у нас все чаще и такие националисты, в наиболее узком и грубом смысле). Нет, для русского национализма, национализма с большой буквы, характерны более высокие, неславянские идеалы. Его привлекает идея империи, особенно Византийской; но были среди русских националистов в прошлые века русской истории и германофилы. При чем тут патриотизм, если идеал – чужая, ненациональная идея империи, малопонятно.

В наше время, когда единая национальная идея в России отсутствует (советская рухнула, а новая еще не возникла) особенно важно учесть эту опасность отождествления России с Византией, столь характерную для нашей философии истории. Византия, как бы приятно для русского уха ни звучало это слово, на современном этапе тянет нас назад, к идее империи. Эта идея возбуждает против России многие народы, особенно некогда зависимые от этой «второй Византии» или «третьего Рима».

Нам представляется, что в современном мире эта идея для России совершенно бесперспективна. Какова же может быть тогда национальная идея России? На этот вопрос очень хорошо отвечает известный отечественный философ А.С. Кармин. По его словам, в современном мире «национальная идея» у всех государств должна быть одна: создавать условия для благополучной и счастливой жизни своих граждан, и никакую другую «национальную идею» нет необходимости придумывать. Эта точка зрения не нова: многие либеральные авторы (например, уже упоминавшийся Г.А. Евреинов) высказывали ее еще сто лет тому назад. С тех пор эта позиция была более чем основательно проверена временем.

© При использовании материалов АШПИ ссылки на эти страницы обязательны.