Что такое «настоящая история» и как ее защитить?

Что такое «настоящая история» и как ее защитить?

Греческое слово «история» означает просто «рассказ», «рассказ о прошлом». Широко известна латинская пословица о том, что история – «учительница жизни». Однако какой должна быть эта учительница? Идеологически ангажированной, всегда оправдывающей одних и обвиняющей других? Или честно пытающейся разобраться в том, «как же все было»?

Эти вопросы всегда были важны и для ученых, и для политиков, и для общества. В разных странах и в разных городах, даже в разных вузах отвечают на них по-разному. Я попробую рассказать о тех наблюдениях, которые сложились через личный опыт. Получились четыре коротких очерка: Барнаул — Санкт-Петербург – Афины – Москва.

БАРНАУЛ

Вспоминая студенческие годы, хочется признать, что уровень преподавания на истфаке АГУ был довольно высок. Важно было то, что университет сформировался сразу как классический, т.е. не на базе педвуза. Томские профессора и доценты сразу привнесли высокую академическую культуру.

Запомнился, конечно, профессор Александр Павлович Бородавкин, а также приехавший чуть позже Евгений Михайлович Залкинд, носитель лучших питерских традиций. Обе личности были очень индивидуальны, но оба строили лекции как свободные размышления, как сопоставления разных точек зрения, как поиск истины. Их занятия были настоящими интеллектуальными праздниками. И очень многому научил Анатолий Васильевич Шестаков, славившийся четким и интересным изложением материала, безупречной литературной речью.

Важно было то, что научный руководитель совершенно не мешал пробовать себя в сложных, но интересных темах. Я занимался историей раннего христианства — вопросом о том, как возникла римская община, на основе которой позднее выросло папство. И здесь в полной мере пришлось почувствовать то, что называется «искажениями истории».

С одной стороны, в католической историографии всячески обосновывался тезис о том, что Рим – законный центр христианского мира, потому что первым епископом в нем стал «наместник Христа» апостол Петр. С другой стороны, этот тезис давно отвергался в православной и протестантской литературе, а затем с других позиций подвергся критике и в марксистской историографии.

Господствовавший у нас «воинствующий атеизм», к сожалению, нередко вел к примитивным и искаженным трактовкам истории. Самым убийственным аргументом было: «Никакого апостола Петра не существовало, да и Христос тоже мифологический персонаж». А еще весомыми аргументами считались цитаты из «классиков марксизма-ленинизма». Они использовались столь же схоластически, как прежде цитаты из Священного Писания. Кстати, Библию тогда легально приобрести было невозможно, даже если она нужна была как исторический источник.

Вот так, пробираясь через идеологические тернии, и приходилось пытаться искать истину. Написав самостоятельный доклад, я поехал «обкатать» его на конференцию в Екатеринбург (тогда Свердловск). Доклад понравился и занял призовое место, но местная профессорша в одном месте все же поправила: слово «апокалипсис» надо произносить с ударением не на «и». Было очень жаль, что на предшествующих конференциях в родном университете никто на это не обратил внимания. К сожалению, таковы бывают издержки «провинциализма», когда человек никуда не выезжает из своего городка. Ученые должны больше ездить и общаться.

Возможность выехать и «доучиться» представилась, когда университет дал рекомендацию на стажировку и аспирантуру в Ленинград.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

В Ленинградском университете, несмотря на все пережитые им невзгоды, все-таки оставался дух Петербурга – настоящего европейского города с богатой культурой. Главное отличие, которое сразу бросилось в глаза – то, с какой тщательностью местные историки штудировали источники на языке оригинала.

Изучение латыни, древнегреческого, а также английского и немецкого отнимало львиную долю времени. В этот процесс периодически вторгались «советские будни»: в составе «добровольной народной дружины» нужно было ходить по местам обитания алкоголиков, а также ездить на овощебазу, где аспирантам поручали перебирать горы гнилой картошки. Потом были полтора года армии под Архангельском. Но занятия историей даже там не прекращались: в свободные часы удалось внимательно изучить всю «Энеиду» Вергилия.

По возвращении в аспирантуру тему пришлось сменить. Умудренный опытом новый научный руководитель, Эдуард Давидович Фролов, сразу сказал, что темы по христианству «недиссертабильны». Это означало, что либо нужно откровенно искажать историю (что ни мною, ни на их кафедре не приветствовалось), либо диссертацию могут «зарубить». Я взял нейтральную, но интересную тему, которую никто у нас всерьез не изучал – про миф о «золотом веке» и утопии в Древнем Риме.

Тема оказалась очень сложной – приходилось буквально «просеивать» сотни источников и исследований, чтобы выбрать крупицы нужного материала. А потом эти крупицы предстояло сложить вместе, чтобы реконструировать реальность. Наверное, это и есть самый правильный путь в историческом исследовании: идти не от готовых схем к фактам, а от анализа фактов выводить обобщения.

Получилась довольно интересная и оригинальная картина. О некоторых вещах исследователи прежде даже не догадывались – например, о том, как и когда возникло само понятие «золотой век». По этим материалам в Петербурге были защищены кандидатская, а затем и докторская диссертации. Впрочем, материал для книги пришлось добирать уже за границей. В наших библиотеках отсутствовали многие нужные исследования. А доступ к зарубежным исследованиям о политических режимах приходилось тогда с большим трудом добывать из «спецхранов».

АФИНЫ

Годичная стажировка при Афинском университете пришлась на 1991-92 годы. После того как Советский Союз рухнул, стажерам перестали выплачивать половину стипендии. Приходилось жить на остаток — очень скромное пособие. И все же пребывание в этой стране заслуживало любых лишений. Историку все-таки очень важно «потрогать руками» следы того, что он изучает. Удалось объехать весь Пелопоннес, побывать в Дельфах, в Кносском дворце на Крите…

Богатый материал был найден в афинских музеях, и еще больший – в библиотеках разных европейских археологических школ. Только изучив все важные публикации по теме, можно точно представить, насколько далеко ты продвинулся на фоне достижений мировой науки. Многие «велосипеды» раньше уже изобретали, но эти изобретения или не замечались, или забывались. Поэтому без знания мировой историографии невозможно серьезное изучение многих исторических тем.

Знакомства с греческими коллегами иногда оставляли странные впечатления. Многие из них посвящают себя изучению очень узких тем. Причем академическое начальство требует от них, чтобы они занимались именно эллинской историей. Живя в Греции, заниматься не греками, а, скажем, римлянами или германцами считалось как бы непатриотичным. Иногда складывалось впечатление о нехватке широкого взгляда на историю, нехватке сравнений и обобщений. Это впечатление возникало и во время более поздних поездок на конференции в другие страны – Великобританию, Германию, Францию и др.

Впрочем, те обобщения, которые приходилось наблюдать, тоже не всегда были лишены односторонности. Однажды я из интереса сходил на организованную «левой» профессурой в Афинах конференцию «Ленин и его влияние на историю XX века». Там было много троцкистов, которые своим догматизмом превосходили даже наших сталинистов. Любая критика практики ленинизма аудиторией очень эмоционально отвергалась. Эти люди готовы были слушать и понимать только то, что им нравилось, что они хотели услышать.

В Европе тоже есть немало догматиков, но спасение в том, что там параллельно могут сосуществовать догматики и недогматики разных мастей, и читатели сами могут сравнивать их аргументы и делать выбор. Кроме того, существуют развитые академические сообщества, которые просто не допускают в свои ряды откровенных «фальсификаторов» и дилетантов. Это позволяет поддерживать высокий авторитет академической науки.

МОСКВА

В последние годы мне доводилось больше ездить на конференции и разные конгрессы в Москву. И общаться не столько с историками, сколько с международниками, политологами, социологами, пиарщиками, философами и т.д. У многих есть чему поучиться. Но вместе с тем часто приходилось наблюдать, что к выводам некоторые эксперты идут своеобразным путем. Выбирается нужная схема, и к ней лишь подбираются подходящие факты.

Не удивительно, что при таком походе у разных экспертов получаются иногда противоположные выводы. Так, например, много писали об опасности для России «цветной революции», распространяемой с помощью Интернета через социальные сети. На мой взгляд, это совершенно неисторичный подход. Любая революция, чтобы свершиться, должна объективно «назреть» в обществе. Если она не назрела, оппозиции не помогут никакие фейсбуки и твиттеры. В России действительно зреет социальное недовольство (это показали, в частности, недавние массовые митинги), однако ни организационно, ни идеологически оппозиционные движения пока не готовы прийти к власти.

На фоне политической борьбы разные силы, как обычно, пытаются использовать историю в своих интересах. При этом историческая истина как таковая их не интересует – востребованы, опять же, лишь «выгодные» интерпретации исторических событий. Известны и попытки подавить «невыгодные» интерпретации через применение административных методов.

Так, весьма характерна в этом отношении попытка создать в 2009 г. комиссию «по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». Само название этой комиссии звучит довольно нелепо – получается, что фальсифицировать историю не в ущерб интересам России можно и нужно? В составе комиссии было много представителей силовых структур и очень мало профессиональных историков. Не удивительно, что вся эта затея закончилась крахом. Недавно президент Д. Медведев принял решение расформировать комиссию.

Попытки тенденциозных интерпретаций истории, конечно, нередки, но надо бороться с ними другими методами. Настоящая защита истории как науки должна строиться на поддержке высокопрофессиональных сообществ историков, на облегчении доступа к архивным документам. В профессиональном сообществе нужно повышать требования к объективности, не давать дорогу откровенно тенденциозным, ксенофобским, шовинистическим и тому подобным публикациям.

Следует при этом подчеркнуть, что «переписывание истории» отнюдь не всегда является аналогом «фальсификации». Иногда, наоборот, это движение к восстановлению исторической правды. Так, в «царской» и «советской» версиях истории нередко замалчивались важнейшие эпизоды, а неблаговидные и ошибочные действия руководителей государства часто выдавались за «мудрость» и «достижения». С другой стороны, после распада СССР во многих бывших советских республиках началось переписывание истории в интересах новых национальных элит. Нужно пропагандировать серьезные, объективные работы историков, выводы которых не стареют при смене режимов.

К сожалению, в последние годы приходится наблюдать не лучшие тенденции. Доступ ко многим архивам еще более затруднен, а в вузах идет сокращение числа набора студентов и ставок преподавателей-историков. Еще одна негативно влияющая тенденция – излишняя коммерциализация образования и науки. Считается, что, если гуманитарий не приносит деньги, то он и не нужен. Тогда, получается, что Ключевский и Соловьев, Дьяконов и Барг не были нужны стране? Чтобы история развивалась, не следует мешать работе историков «комиссиями» и, тем более, сокращениями.

Отношение к гуманитариям как «второстепенным» или даже «не нужным», на мой взгляд, наносит серьезный ущерб России. Может быть, кто-то боится, что будет много высокообразованных, самостоятельно мыслящих и активных граждан? Но без таких граждан страна неизбежно деградирует. Это наше национальное достояние — у нас есть хорошие научные школы, богатейшие традиции, которые надо не сворачивать, а, наоборот, развивать.

Впрочем, та же история учит, что никогда не нужно терять оптимизм. Были, например, времена при сталинизме, когда по всей стране вообще закрывали исторические факультеты. Тогда тоже боялись высокообразованных, самостоятельно мыслящих граждан. Но потом осознали, что без истории развиваться невозможно. Не может быть великой страна, в которой «иваны» совсем не помнят своего родства.

У нас много талантливых, ищущих студентов и аспирантов. Есть надежда, что они все-таки сохранят и продолжат лучшие традиции отечественной исторической науки.

P.S. Сейчас я решил вернуться к своему основному историческому труду «Миф о золотом веке в Древнем Риме» и издать его массовым тиражом в научно-популярном варианте. Уже заключен договор с московским издательством. А еще мы готовим к изданию монографию професора Е.М. Залкинда «Очерк генезиса феодализма в кочевом обществе». Очень надеемся, что университет найдет средства на публикацию — это наш долг памяти перед основателем востоковедения на Алтае.

Ю.Г. Чернышов, зав. кафедрой всеобщей истории и международных отношений, профессор, доктор исторических наук

Газета «За науку», 12 апреля 2012 г.