Козулин В.Н. Барнаул в середине XIX века: «Мордасов» или «Сибирские Афины»? (попытка реконструкции образа старого города по литературным источникам)

Препринт

Kozulin V.N. Barnaul in the Mid-19th Century: “Mordasov” or “Siberian Athens”? (an Attempt to Reconstruct the Image of the Old City from Literary Sources)

Сведения об авторе. Козулин Вячеслав Николаевич, к.и.н, доцент кафедры всеобщей истории и международных отношений Алтайского государственного университета, г. Барнаул. Круг научных интересов: проблемы этнических образов, имагология, этническая психология, история культурных связей России и Запада.

Аннотация. В статье на материале различных литературных источников рассматривается образ сибирского города Барнаула середины XIX века. Этот образ примечателен тем, что в нем преобладали положительные черты: удивительным образом уже в те далекие времена в глазах как отечественной, так и мировой общественности был сформирован большей частью положительный и даже несколько идеализированный образ Барнаула — как «Сибирских Афин», «уголка Петербурга», «оазиса в варварской пустыне», а также «самого приятного и веселого города в Сибири» (как он был охарактеризован позднее в энциклопедическом издании Э. Реклю «Земля и люди»). Вместе с тем, в образе города у некоторых авторов проскальзывают и разного рода критические и сатирические элементы, например у Достоевского (если верить реконструкции, что Барнаул был одним из прототипов города Мордасова в его произведении «Дядюшкин сон»). Эти элементы — вполне естественная часть стереотипа восприятия провинциальности. Делается также вывод о необходимости использовании историко-культурного потенциала в формировании имиджа современного Барнаула.
Ключевые слова: Барнаул, историко-культурное наследие, имидж города, Ф.М. Достоевский, П.П. Семенов-Тян-Шанский, Ф.В. Геблер, А. фон Гумбольдт, Т.У. Аткинсон, Э. Реклю.

Abstract. The article uses various literary sources to examine the image of Barnaul in Siberia in the middle of the 19th century. This image is remarkable for the fact that it was dominated by positive features: amazingly, in those distant times, both Russian and world public opinion formed a mostly positive and even somewhat idealized image of Barnaul — as “the Athens of Siberia”, “a corner of St. Petersburg”, “an oasis in the barbaric desert”, as well as “the most pleasant and merry city in Siberia” (as it was characterized later in the encyclopedic edition of É. Reclus “The Earth and Its Inhabitants”). However, various critical and satirical elements slip into the city’s image, for example in Dostoevsky (if we believe that Barnaul was one of the prototypes of the city of Mordasov in his work “Uncle’s Dream”). These elements are a natural part of the perception stereotype of provinciality. The conclusion is also made about the necessity to use the historical and cultural potential in the formation of the image of contemporary Barnaul.
Key words: Barnaul, historical and cultural heritage, city image, F.M. Dostoevsky, P.P. Semenov-Tyan-Shansky, F.W. Gebler, A. von Humboldt, T.W. Atkinson, É. Reclus.

Барнаул в середине XIX века: «Мордасов» или «Сибирские Афины»? (попытка реконструкции образа старого города по литературным источникам)

Название этой статьи навеяно идеей современного «достоевсковеда» Е.Ю. Сафроновой о том, что в образе провинциального города Мордасова, в произведении Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон», отражены некоторые черты тогдашнего Барнаула [1]. Вообще, традиционно считается, что в основу этой комической (по выражению самого автора [2, с. 437–438]) повести легли его наблюдения над жизнью Семипалатинска [2, с. 438], в котором он проживал в качестве ссыльного в 1850-х гг. и естественно провеол там гораздо больше времени, чем в Барнауле. В последнем Достоевский бывал по временам, наездами. Но не исключено, конечно, что отдельные черты Барнаула также могли найти отражение в образе Мордасова, что и доказывает весьма убедительно Е.Ю. Сафронова. По нашему мнению, Мордасов — это все же некий собирательный образ провинциального сибирского города тех лет.
Но был ли Барнаул полуторавековой давности только лишь поводом для комического произведения? Каким вообще он виделся со стороны? Можно ли говорить о каком-то сложившемся образе города в так называемой Сибирике (или, как более верно, в латинском наименовании, Сиберике) — мировой литературной традиции о Сибири? Целью нашего исследования является попытка реконструировать образ старого Барнаула, середины XIX века. Материалом нам послужат разные литературные источники, в значительной степени заметки иностранцев, посещавших город в этот период — их взгляд менее «замылен», чем у соотечественников, и потому представляет особый интерес. Впрочем, по словам исследователей, мнения иностранцев и соотечественников о Барнауле довольно часто (по крайней мере до середины XIX века) удивительным образом сходятся [3, с. 176]. Значительная часть источников издана в пятитомном собрании «Алтай в трудах ученых и путешественников XVIII — начала XX веков [4]. К сожалению, многие ценные памятники в него не вошли, они издавались (а некоторые и переиздавались) отдельно — в разные времена, в разных издательствах [5–11].
Методологически тема статьи лежит, с одной стороны, в русле имагологии — научного направления специализирующегося на изучении образов стран и народов в мировой культурной традиции, а с другой — в области так называемой гуманитарной географии, которую довольно давно разрабатывает отечественный географ Д.Н. Замятин [12]. В последние годы подобная проблематика стала все больше привлекать внимание ученых, в том числе и краеведов, и за прошедшие примерно два десятка лет появились интересные очерки краеведов Ю.М. Гончарова, Д.С. Дегтярева и В.В. Ведерникова, во многом освещающие эту тему [2; 12–14]. До этого тема затрагивалась в отдельных научных статьях этих и других краеведов и на страницах краевой периодической печати [15–16].
Поскольку мы уже начали с Достоевского, было бы справедливым прежде всего привести его описание города, тем более что оно является одним из самых ранних источников, относясь еще к 1850 м гг. Описание, правда, довольно скудное, но красноречивое, в духе великого писателя: «В Барнаул мы приехали 24-го декабря [1856 г.]… и Гернгросс (тогдашний начальник Алтайских заводов — В.К.), не видав еще нас, прямо пригласил нас через Семенова (речь идет о географе П.П. Семенове-Тян-Шанском, бывшем тогда в Барнауле — В.К.) на бал. Он мне очень понравился. О барнаульских я не пишу вам. Я с ними со многими познакомился. Хлопотливый город и сколько в нем сплетен и доморощенных Талейранов!» [17, с. 164]. Действительно, как тут не провести параллель с городом Мордасовым в «Дядюшкином сне», ведь повесть как раз начинается с рассказа о сплетнях! Кстати, упомянутый в письме начальник заводов А.Р. Гернгросс, судя по одному из источников, олицетворял собой порок стяжательства: он приехал на Алтай человеком бедным, а потом так роскошно жил в Барнауле, «что жена его батистовое свое белье посылала на мытье по почте в Париж» [18, с. 28.]. Если это и правда, все же нельзя не упомянуть, что Гернгросс при этом был неплохим специалистом, внедрявшим новые методы плавки руд и активно совершенствовавшим процесс их добычи (см.: [19]). По всей видимости, Достоевский упоминал Барнаул и в другом своем произведении тех же лет — «Село Степанчиково и его обитатели»: «Проезжая маленький городок Б., от которого оставалось только десять верст до Степанчикова» [20, с. 20].
Адресат Достоевского в цитированном выше письме, барон Андрей Егорович Врангель, окружной стряпчий, очевидно, был более лестного мнения о Барнауле и в целом об Алтае, хотя бы судя по этому его рассказу: «…из Барнаула… на дачи переселялось летом обыкновенно все главное начальство на 3–4 месяца. Дамы щеголяли туалетами из Парижа, повара, экипажи, шампанское лилось рекою, — просто и не верилось, что находишься в дебрях Сибири. В особенности выделялись своей любезностью и красотой две дамы: умница Е.И. Гернгросс и красавица Ольга Абаза…» [17, с. 89]. Между прочим, А.Е. Врангель утверждает, что Достоевский очень рвался переехать, в случае помилования, в Барнаул: «В письмах своих ко мне от 13 апреля 1856 года и 21 июня того же года он говорит: „хочу именно в Барнаул, не упускайте случая и похлопочите“, а в другом: „если произведут в офицеры, то нельзя ли устроить, чтобы в Барнаул“» [17, с. 191]. У писателя, конечно, были на то и известные личные мотивы. Об этих личных мотивах и об истории сибирской любви Достоевского — к Марии Дмитриевне Исаевой (урожденной де Констант) — довольно подробно рассказано в книге М.Л. Слонима [21] и, с некоторыми художественными преувеличениями, в телепередаче известного режиссера и ведущего Э.А. Рязанова из цикла «Поговорим о странностях любви» (1 канал, 2004 г.), посвященной личной жизни Достоевского (Рис. 1).

Рис. 1. Федор Михайлович Достоевский в 1858 г.

Другая, прямо противоположная, ассоциация с нашим городом — «Сибирские Афины» — придумана вышеупомянутым известным географом и путешественником П.П. Семеновым-Тян-Шанским (Рис. 2). Он противопоставлял Барнаул Омску, который, наоборот, ассоциировал со Спартой, за грубость и воинственность нравов. Барнаул же, по мнению ученого, отличался более высоким уровнем культуры [22, с. 56–57]. Хотя при этом он оговаривался, что оба сибирских города далеки от античных эталонов: Омск не имел «спартанской чистоты и безупречности», а Барнаул обладал «темными сторонами», позволявшими интеллигентному и культурному обществу жить выше средств, предоставляемых ему «скудным казенным жалованьем» [22, с. 126].

Рис. 2. Петр Петрович Семенов (в будущем — Семенов-Тян-Шанский), 1850-е гг.

По мнению Д.С. Дегтярева, поначалу (то есть примерно до середины XIX века, до упадка горнозаводской промышленности) большинство как российских, так и зарубежных авторов действительно «рисовали перед читателем» именно такой «односторонне положительный образ блистательного горного города, „уголка Петербурга“ или даже „уголка Европы“, центра культуры и общественной жизни, „оазиса“ в варварской пустыне» [2, с. 176]. Очевидно, это связано с тем, что «местная элита не просто демонстрировала свое процветание, но и сознательно старалась формировать положительный образ города. Гостей селили в лучших домах, … им показывали музей и театр, ботанический сад и Демидовскую площадь …, могли вывозить за город — на Обь или на дачи чиновников». Поэтому, по словам исследователя, образ дореформенного Барнаула — «это уникальный феномен. Пожалуй, это единственный пример искусственно созданного положительного имиджа населенного пункта на Алтае…» [2, с. 176; ср. с. 174].
Приведем некоторые примеры таких положительных описаний. Собственно «уголком Петербурга» Барнаул впервые назвал журналист и историк П.И. Небольсин в своих «Заметках на пути из Петербурга в Барнаул», относящихся к 1845 году. Он писал, что в Барнауле много образованных людей и хорошеньких зданий и заключал свою характеристику такими словами: «Барнаул — чистый уголок Петербурга, похож на заграничный европейский городок» [4, т. II, с. 315]. Ссыльный декабрист, литератор и этнограф И.И. Завалишин, кстати говоря, сравнивал Барнаул с саксонским городом Фрейбергом [23, с. 248, 260]. «Оазисом в пустыне» называл Барнаул ученый-экономист Ю.А. Гагемейстер. А томский ученый-статистик князь Н.А. Костров писал, что «Барнаул во всех отношениях лучший город из всех окружающих городов Сибири» [13, с. 156; 158–159].
Стоит заметить, что еще в 1829 году спутник известного ученого А. фон Гумбольдта в его путешествии по Сибири тобольский чиновник Д.Н. Ермолов называл Барнаул «одним из красивейших и замечательных городов Западной Сибири» [4, т. II, с. 319], и весь его рассказ об этом городе пронизан восхищением и многочисленными сравнениями с Петербургом [4, т. II, с. 319–320]. Участники экспедиции (в составе ее, кроме Гумбольдта, были еще ученые Г. Розе и Х.Г. Эренберг) осмотрели Демидовскую площадь и посетили открывшийся всего за шесть лет до того местный музей — первый музей в Сибири (ныне — Алтайский краеведческий).
К середине XIX века Барнаул, конечно же, стал еще более развитым городом. О его отечественных описаниях этого периода мы уже упоминали, а теперь расскажем более подробно о некоторых иностранных описаниях. Начать следует с наиболее раннего и подробного среди них — описания путешествия супружеской четы англичан Томаса и Люси Аткинсонов. Томас Уитлам Аткинсон был художником и архитектором. Со своей второй женой (первую он оставил в Лондоне) он познакомился в Петербурге и, между прочим, по рекомендации Гумбольдта, отправился с ней в путешествие по Азиатской России — Уралу, Сибири и Средней Азии. Люси тоже была англичанкой и до знакомства с Томасом служила в Петербурге гувернанткой. Аткинсон очень увлекся местными восточными культурами и даже своего сына, родившегося после поездки в Алатауский округ (г. Капал), назвал Алатау Тамчибулак [24]. В 1848–53 гг. Аткинсоны были на Алтае. В Барнауле они первый раз побывали в 1848–49 гг. Люси жила там уже с июля 1848 года, пока муж путешествовал по Алтаю, а он приехал полгода спустя, зимой [5, с. 325]. По итогам сибирских путешествий Т. Аткинсон издал в 1858 г. в Лондоне сочинение «Восточная и Западная Сибирь» [25]. Уже через шесть лет оно было впервые издано в вольном переводе (лучше сказать, в пересказе) на русском языке [5]. Люси Аткинсон также издала свои мемуары, уже после смерти мужа. Фактически они представляют собой сборник писем, которые она в свое время отправляла подруге в Англию [13]. Аткинсон познакомился в Барнауле с выдающимся ученым доктором Ф.В. Геблером (Рис. 3), выходцем из Германии (он его почему-то называет “Gabler” [25, p. 331]). Всего через год тот умрет, в 1850 г.

Рис. 3. Федор Васильевич (Фридрих Август) Геблер, немецкий и русский ученый, инспектор медицинской части Колывано-Воскресенских заводов, один из основателей Барнаульского краеведческого музея, отмечающего в этом году свое 200-летие

О Барнауле Т. Аткинсон в своей книге высказывает во многом лестное мнение: «Ни в одном [сибирском] городе я не нашел такого приятного общества, как в Барнауле. У них есть превосходный оркестр, руководимый одним из унтер-офицеров, очень хорошим музыкантом и приличным игроком на скрипке, который получил музыкальное образование в Санкт-Петербурге; под его руководством они прекрасно и с большим эффектом исполняют большинство опер. В Барнауле есть три дамы, которые хорошо играют на фортепиано, а зимой даются три или четыре любительских концерта, которые не посрамили бы ни один европейский город» [25, p. 334]. О барнаульской архитектуре, правда, Аткинсон остался менее лестного мнения, по крайней мере о церковной: «Там есть три кирпичные церкви, и ни одна не обладает архитектурными достоинствами» [25, p. 326]. А надо сказать, что он все-таки был знаток, поскольку сам строил церкви в Англии [24].
Городской быт пришелся супругам по вкусу. Т. Аткинсон отмечал: «В Барнауле есть «гостиный двор» (gastinoi-dvor) с несколькими хорошими магазинами, в которых можно купить многие европейские товары по очень экстравагантным ценам. Здесь есть два или три магазина, где продаются всевозможные товары: ювелирные изделия, часы, тарелки, стекло, французские шелка, муслины, чепцы и другие дамские вещи; сахар, чай, кофе, мыло и свечи; сардины, сыр, соусы, английский портер, шотландский эль, французские вина, портвейн, херес и мадера — самое необычное собрание товаров…». Еще в более восторженных тонах рассказывает о городском быте супруга Аткинсона Люси: «Я должна попытаться объяснить тебе, — обращается она в письме к своей лондонской подруге, — как барнаульские дамы проводят свое время. Часть утра занята помощью гувернантке обучению детей… Каждая дама имеет свою дамскую складскую комнату. Внутренность дома, как ты уже знаешь, это моя слабость; я никогда не упускала случая посмотреть все, что можно; так что я входила во все комнаты. Там стоят все наименования напитков, которые ты можешь назвать. Там есть товары всех видов и описаний, в ящиках, где это все хранится. Затем, там есть бочки с мукой, ящики со свечами. Опрятность и чистоплотность царят здесь, впрочем, как и в любом месте дома, приятно было наблюдать» [11, с. 125].
Для молодой Люси Аткинсон город вообще представлялся сплошной «чередой пикников, вечерних развлечений, фейерверков и балов» [2, с. 175], поскольку она вращалась в основном в среде культурной элиты города — обществе горных офицеров и чиновников. «В течение летних месяцев редкий день обходится без пикника, который устраивается то одним, то другим», — писала она из Барнаула. Особенно любопытно описание Люси Рождества и Нового года: «У нас были бесконечные балы, концерты и театральные представления… В канун Нового года начальником был дан большой бал для всего города. Это действительно милое и радостное зрелище, блестящее собрание веселья, поздравления друг друга, как только колокола четырежды пробили Новый год. В одно мгновение, к которому готовятся с большим вниманием, шампанское было разлито, и вокруг одни только поцелуи… [Бал] был организован просто блестяще. Дамы сделали все возможное, чтобы произвести большое впечатление, на каждой из них надето великолепное новое платье по случаю» [11, с. 126; 130]. Не исключено, что именно на описаниях Аткинсонов основана характеристика Барнаула в фундаментальном труде французского ученого Элизе Реклю «Земля и люди. Новая всеобщая география», вышедшем в 80-х гг. XIX в., где сказано, что это «один из самых веселых городов Сибири, даже самый приятный, как говорят некоторые путешественники, и в то же время один из тех городов, где благосостоянием пользуется наибольшее число жителей…» [3, с. 181].
Итак, мы выяснили, что в образе дореволюционного Барнаула в упоминаниях современников было гораздо больше положительных черт и тем самым он ближе к паттерну «Сибирские Афины». Этот город до революции имел довольно успешный опыт продвижения своего положительного имиджа — причем не только в России, но и в какой-то мере даже в Европе. Опыт, который не худо бы перенять нашим современникам. Хотя реалии того города, конечно, неповторимы, и сейчас нужно создавать или оптимизировать имидж, во многом исходя из совсем иных реалий. Тем не менее, кое-что в историко-культурном наследии, например, сохранившуюся еще архитектуру старого города, память о знаменитых городских деятелях и бытописателях, в том числе упоминавшихся в этой статье, можно использовать и в разработке современного имиджа Барнаула.

Библиографический список

1. Сафронова Е.Ю. К вопросу о городе Мордасове׃ А.Р. Гернгросс и Ф.М. Достоевский (архивные разыскания) // Культура и текст. 2018. №1 (32).
2. Кийко Е.И. Дядюшкин сон // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. Т. I. М., 2007.
3. Дегтярев Д.С. Историко-географические образы городов Алтая. Барнаул // Историко-географические образы Алтая в трудах ученых, путешественников и чиновников XVIII — начала XX в. Барнаул, 2016.
4. Алтай в трудах ученых и путешественников XVIII — начала XX века. 2-е изд. Тт. I–V. Барнаул, 2017.
5. Путешествия по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азии по описаниям Т.У. Аткинсона, А.Т. фон Мидцендорфа, Г. Радде и др. / сост. А. фон Этцель и Г. Вагнер. СПб., 1865.
6. Аткинсон Т.У. Восточная и Западная Сибирь: повествование о семи годах исследований и приключений в Сибири, Монголии, степях Киргизии, Китайской Тартарии и части Центральной Азии. СПб., 2009.
7. Аткинсон Л. Англичане в Сибири. Приключения и анекдоты ⁄ сост. Н. Волкова. М., 2012.
8. Аткинсон Л. Воспоминания о Татарских степях: письма из Барнаула. 1848–1853 гг. Барнаул, 2013.
9. Ледебур К.Ф., Бунге А.А., Мейер К.А. Путешествие по Алтайским горам и джунгарской Киргизской степи. Новосибирск, 1993.
10. Коллинз Д. Английские путешественники на Русском Алтае (1848–1904 гг.) // Краеведческие записки. Вып. 4. Барнаул, 2001.
11. Ведерников В.В. В седле и на балу // Алтай. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. 2012. №2.
12. Замятин Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб., 2003.
13. Гончаров Ю.М. Город Барнаул середины XIX — начала XX в. в описаниях современников // Краеведческие записки. Вып. 4. Барнаул, 2001.
14. Ведерников В.В. Образ горнозаводской элиты Алтая и его репрезентация в работах ученых и путешественников второй половины XVIII—XIX вв. // Историко-географические образы Алтая в трудах ученых, путешественников и чиновников XVIII — начала XX в. Барнаул, 2016.
15. Ведерников В.В. О барнаульских впечатлениях английских путешественников Джона Кокрена и Чарльза Котрела // Краеведческие записки. Вып. 9. Барнаул, 2011.
16. Петренко В.С. От Парижа путь далек… // Алтайская правда. 20 октября 1992 г. С. 3.
17. Врангель А.Е. Воспоминания о Ф.М. Достоевском в Сибири 1854—56 гг. СПб., 1912.
18. Сибирь и русское правительство. Несколько объяснительных заметок и документов из прошедшего времени. 2-е изд. Лейпциг, 1887.
19. Сафронова Е.Ю. Прототип ученого немца в повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» // Неизвестный Достоевский. 2019. Т. 6. №2.
20. Достоевский Ф.М. Село Степанчиково и его обитатели // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. III. Л., 1985.
21. Слоним М.Л. Три любви Достоевского. М., 2011.
22. Семенов-Тян-Шанский П.П. Мемуары. Т. II. М., 1946.
23. Завалишин И.И. Описание Западной Сибири. Т. II. Томская губерния. М., 1865.
24. Thomas Witlam Atkinson // Wikipedia. URL: https://en.wikipedia.org/wiki/Thomas_Witlam_Atkinson
25. Atkinson Th.W. Oriental and Western Siberia. A Narrative of Seven Years’ Explorations and Adventures in Siberian Mongolia, the Kirghis Steppes, Chinese Tartary, and Part of Central Asia. L., 1858.