АШПИ 
Данные об авторе. Красилова Екатерина Сергеевна, студентка исторического факультета АлтГУ, направление «Международные отношения». Сфера научных интересов: этнические стереотипы, русско-шведские отношения, восприятие скандинавских народов в России.
Аннотация. Автор обращается к теме формирования восприятия «чужих» в историческом контексте, а также складывания этнических стереотипов в отношениях между народами. В докладе рассматривается роль шведского фактора в событиях российской истории периода Смутного времени; параллельно выделяются особенности восприятия шведов в России в ходе данных событий. Участие Швеции в русской Смуте обычно сводят к оккупации шведами Новгорода и Столбовскому миру, однако восприятие шведов русскими в данный период нельзя назвать однозначным. Автор делает попытку проследить, при каких исторических обстоятельствах образ шведа в России как «чужого» трансформировался в «образ врага».
Эволюция отношения к шведам в России в эпоху Смутного времени
В настоящем докладе мы не будем рассматривать непосредственно проблему восприятия мигрантов, а обратимся к более общей теме – к формированию восприятия «чужих» в историческом контексте, а также складыванию этнических стереотипов в отношениях между народами.
Этнические стереотипы являются неотъемлемой частью общественного сознания. В общественном мнении существуют стереотипы в отношении «своих» и «чужих». Однако именно образ «чужого» часто оказывается искаженным, односторонним, пристрастным. Данная закономерность проявляется также и по отношению к образу мигранта, активно формируемому в современном мире [1]. Присутствие мигрантов на территории государства обычно сопровождается формированием «образа чужого», который представляет опасность для граждан страны [2]. Однако следует отличать абстрактного «чужого» – некий обобщенный образ незнакомца – от «чужого» как врага. Если отношение к незнакомым «чужим» может складываться на основе равнодушия, отстраненного нейтрального интереса или естественного любопытства, соединенного с чувством некоторого опасения, то восприятие «чужого» как врага есть прямой путь к конфронтации и враждебности [3, с. 3–7, 23–39]. Однако нельзя утверждать, что «образ врага» или негативные этнические стереотипы порождают конфликты. Напротив, ситуация конфликта, напряженности чаще представляет собой почву для возникновения, становления и развития «образа врага» [4].
Исторический процесс содержит немало событий, в ходе которых качественно изменялось отношение народов друг к другу. Одним из таких событий является шведское военное присутствие в России в период Смутного времени, запечатленное в народной памяти как «немецкое разорение». В советской историографии действия шведских войск в России оценивались как интервенция. В течение длительного времени исследователями употреблялся термин «польско-шведская интервенция», однако современная российская историография отказалась от данного термина, не найдя ему замены. Так, исследователь Г.М. Коваленко называет шведское присутствие «вторым призванием варягов» [5]. Отношение русских к шведам, принимавшим активное участие во внутриполитической борьбе Московского царства эпохи Смуты, остается малоизученной проблемой и заслуживает отдельного внимания.
Шведское военное присутствие в начале XVII в. можно назвать уникальным явлением в истории допетровской Руси. В течение почти восьми лет иностранные войска находились на ее территории. Нарушив традиционную замкнутость русского общества, они принесли сюда свой жизненный уклад, свои обычаи, свой язык [5]. Если до этого времени связующим звеном между Русским и Шведским государствами выступал Новгород, то в период Смуты «свейские немцы» появились не только на северо-западе страны, но и в Москве. Следует отметить, что с XVII в. происходит интенсивное распространение понятия «немец» в значении «человек, говорящий неясно», «иностранец». Этнонимом «ньмьчинъ» обозначались не только германоязычные народы – немцы, шведы, датчане, но и другие иноземцы западноевропейского происхождения. После поражения Ивана Грозного в Ливонской войне Москве пришлось больше считаться со Швецией, а потому «свейских немцев» стали отличать от прочих немцев. [6]
Основанием для вступления шведского войска на территорию Московского царства стал Выборгский договор 1609 г., призванный привлечь шведские силы для утверждения власти царя Василия Шуйского. Помощь Швеции фактически воспринималась Москвой как единственная сила, способная разрешить внутренний кризис в русском обществе в условиях польской интервенции. Тем самым, «чужих» шведов, пришедших на русскую землю, не считали захватчиками; соответственно, говорить о формировании «образа врага» здесь также не представляется возможным.
Присланным из Швеции войском командовал внук Юхана III Якоб Делагарди. Поход объединенного русско-шведского войска, возглавляемого М. В. Скопиным-Шуйским, к Москве (1610) завершился поражением самозванца Лжедмитрия II. В народном творчестве М. Скопин-Шуйский и Я. Делагарди олицетворяли союз России и Швеции; со смертью М. Скопина-Шуйского «союз» распался. Следует отметить, что шведы придавали большее значение освобождению мелких городов на севере и северо-западе, нежели изгнанию войска Лжедмитрия II из Москвы, однако мандат шведского короля Карла IX был достаточно неопределенным (оказать помощь русскому войску без уточнения места и времени), поэтому соглашение о направлении похода в итоге было достигнуто. Одновременно проявились и первые разногласия между шведами и русскими.
Между тем, грабежи и насилия, творимые поляками, их попытки насадить католичество в православной стране побуждали русский народ к борьбе против иноземцев и иноверцев. Но если поляки остались в народной памяти как «просто разбойники», которые «грабили все», то шведы предстают здесь в несколько ином качестве. Так, в одном из народных преданий сказано: «Красавчики шведы, одетые нарядно, шли в Панозеро». Будучи интервентами, шведы «брали мелочи, забирали имущество, били, издевались всячески», «людей убили, коров убили», «согнали в церковь сорок карел и зарезали», однако они действовали как регулярная армия, а не разбойничья шайка [5]. Следовательно, в разгар польской интервенции русский народ проявлял к шведам достаточно лояльное отношение, несмотря на их вышеупомянутое агрессивное поведение, больше свойственное захватчикам, нежели союзникам.
После свержения В. Шуйского, прихода к власти Боярской думы в форме Семибоярщины и приглашения на русский престол польского королевича Владислава происходит консолидация русского общества, начинают формироваться народные ополчения. В ходе Первого ополчения рождается идея о приглашении на московский престол одного из шведских принцев, Карла Филиппа. Вместе с тем, свержение В. Шуйского ознаменовало фактическую отмену условий Выборгского договора, и летом 1611 г. Я. Делагарди штурмом взял Новгород, принудительно заключив с ним договор и установив в городе оккупационный режим. При этом шведы продолжали выступать совместно с русскими войсками, фактически проявляя дружественный антипольский нейтралитет [7].
В октябре 1612 г. участники Второго ополчения во главе с Кузьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским освободили Москву от польских интервентов. К тому времени отчетливо сказывалась усталость всех слоев общества от военных действий, жажда порядка, который воспринимался русским народом как восстановление традиционных устоев. После освобождения Москвы в государстве наблюдается стремление к изгнанию захватчиков-чужеземцев. При этом как поляков, так и шведов считали виновными в разорении страны, что проявляется в феврале 1613 г. на Земском соборе, избравшем русским царем Михаила Романова. Собор отклонил кандидатуры польского и шведского принцев. Следует отметить, что решение было принято без участия новгородских представителей [8, с. 91]. Тем самым, в конце периода Смутного времени наметилась явная тенденция к враждебности по отношению к шведам. Образ шведа как «чужого» постепенно вытесняется в массовом сознании «образом врага».
Качественный перелом в отношении русских к шведам произошел в 1614 г., когда король Густав Адольф после отклонения шведской кандидатуры в цари и избрания Михаила Романова попытался навязать Новгороду унию со Швецией. Новгородцы ответили отказом, упомянув, что уже присягнули ранее принцу Карлу Филиппу, после чего шведское правление в Новгороде значительно ужесточилось. В Москве понимали, что освобождения Новгорода от шведской оккупации в скором времени не произойдет; шведы, в свою очередь, считали неуместным дальнейшее бесцельное расходование ресурсов. Стороны повели открытую борьбу за души и территории, продолжавшуюся до 1617 г. и завершившуюся подписанием Столбовского мирного договора, в разработке которого принял участие и Я. Делагарди.
Шведский король Густав Адольф после заключения Столбовского мира сделал открытое заявление о том, что Швеции удалось «отрезать» Россию от Балтийского моря, а также монополизировать торговлю русским хлебом и другими экспортными товарами [7]. Вместе с тем, остались нерешенными вопросы относительно некоторых спорных территорий. Следовательно, были неизбежными дальнейшие противоречия между Швецией и Россией, что впоследствии привело к Северной войне 1700 – 1721 гг.
Таким образом, характер шведского военного присутствия на территории Российского государства в эпоху Смутного времени менялся в зависимости от внутриполитической ситуации. Шведы пришли в Россию как союзники в соответствии с условиями Выборгского договора 1609 г. для оказания помощи правительству Василия Шуйского, однако смена правящих кругов и консолидация русского общества для борьбы с иноземными захватчиками, стремление к централизации государства путем избрания нового царя определили враждебное восприятие шведов как чужеземцев, а также потребность народных масс в полном изгнании захватчиков – шведов и поляков. Тем самым, наблюдая эволюцию отношения к шведам в России в период Смутного времени, можно говорить о своеобразной трансформации «образа чужого» в «образ врага» в ходе конкретных исторических событий, когда происходит взаимное «узнавание» народов, а также закладываются основы будущих этнических стереотипов.
Литература
1. Скребцова Т.Г. Образ мигранта в современных российских СМИ. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/obraz-migranta-v-sovremennyh-rossiyskih-smi
2. Андреева Т.В. Дискурс-анализ центральной прессы: социально-культурный фон временных трудовых миграций из стран СНГ в Россию. URL: http://www.e-culture.ru/Articles/2007/Andreeva
3. Гасанов И.Б. Национальные стереотипы и «образ врага». М., 1994.
4. Солдатова Г.У., Макарчук А.В. Может ли другой стать другом? Тренинг по профилактике ксенофобии. М., 2006. URL: http://psyfactor.org/lib/xenophobia.htm
5. Коваленко Г.М. Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты. URL: http://coollib.net/b/271433/read
6. Кан А. Шведско-русские культурные связи в XVII–XVIII вв. URL: http://www.bibliotekar.ru/polk-16/10.htm
7. Русская Смута: шведский фактор (Интервью с доктором исторических наук, профессором ВШЭ Адрианом Селиным). URL: http://gefter.ru/archive/11835
8. Кан А.С. Швеция и Россия – в прошлом и настоящем. М., 1999.